[Gstcons]

когда нужно быстро похудеть:

[Oksnia]

О Никколо Макиавелли – и трактате «Государь»

3 мая 1469 года во Флоренции родился Никколо Макиавелли – автор общеизвестного трактата «Государь» (Il Principe)

Италия, как мы помним, представляла собой кучу княжеств, которые постоянно враждовали, или дружили – друг против друга, а также – соседей: французов, Священной Римской империи, Папы Римского… Удивительное дело – Макиавелли во всём этом участвовал; знавал Чезаре Борджиа, Савонаролу, нескольких Медичи – но его собственная биография укладывается буквально в два абзаца.

Род будущего мыслителя был, что называется, «старинный, но бедный» – потому его образование ограничилось школой. (Латынь, впрочем, Никколо освоил – что по тем временам давало неограниченный доступ к самообразованию). Во Флоренции как раз установилась республика – и к тридцати Макиавелли попадает на госслужбу. На протяжении четырнадцати лет его регулярно переизбирают секретарём канцелярии комиссии Десяти (ведавшей военной политикой) – а вскоре он становится и приближённым советником правителя,Пьеро Содерини. Среди миссий Макиавелли – немало поездок по соседним государствам, но эффект от них не очень ясен. Заслуживают внимания два эпизода: кратковременное знакомство с Чезаре Борджиа (как считается – повлиявшее на идеи, изложенные в «Государе»); и управление флорентийской городской стражей (Макиавелли избавился от дорогостоящих наёмников, и набрал местных – идея вполне в духе хорошо изученных им древних римлян).

Между тем, в силу ряда обстоятельств, республика рухнула – вернулись Медичи, власть переменилась. Вскоре раскрылся какой-то заговор – Макиавелли оказался в числе подозреваемых; его потащили в застенок, допрашивали, и, как минимум, один раз высекли – но потом отпустили. Обосновавшись в своём загородном поместье, изгнанник берётся за перо – и на протяжении ещё четырнадцати лет, до самой его смерти в возрасте пятидесяти восьми, ничего не происходит – кроме того, что Никколо разрешат вернуться, и занять скромную должность государственного историографа. (Но в политику не пустят)

За это время будет написано немало – включая «Государя», посвящённого Лоренцо Медичи. (Тот воспользуется советами Макиавелли как-то странно – вскоре умрёт (вроде бы – от сифилиса) всего двадцати шести лет от роду – правда, успеет стать отцом будущей королевы Франции, небезызвестной Екатерины Медичи).

Дальнейшая судьба трактата сложится так: он увидит свет спустя пять лет после смерти автора – а ещё через десятилетие церковь официально объявит, что «Государь» «…написан рукой Сатаны»,и включит его в Индекс запрещённых книг… Почему? Отчасти – из-за довольно неприязненного отношения Макиавелли к церковным властям – он считал, что из-за «...ложного истолкования нашей религии на свете не осталось такого же количества республик, какое было в древности, и следствием сего является то, что в народе не заметно теперь такой же любви к свободе, какая была в то время».

Некоторые всё-таки приведём…

Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого – но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.

Государь не волен выбирать себе народ, но волен выбирать знать, ибо его право: карать и миловать, приближать – и подвергать опале.

Кто имеет хорошее войско, найдёт и хороших союзников.

В наши времена уже очевидно, что те государи, которые мало заботились о благочестии, и умели хитростью заморочить людям мозги, победили, в конце концов, тех, кто полагался на свою честность.

Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями – но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.

Человеку, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остаётся лишь гибнуть среди множества тех, кто не добродетелен.

В чужой стране государь должен стать защитником слабых соседей и должен ослаблять и громить сильных.

Государь должен быть в меру жестоким, чтобы уберечь общество от беспорядка, который порождает грабежи и убийства. От этого страдает всё население, тогда как от кар страдают лишь отдельные люди.

Государь может нарушать своё честное слово по мере надобности.

Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.

PS: …И ещё Макиавелли сказал: «Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов – тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами». Нам, разумеется, неизвестно, сбылось ли это пожелание – но его кенотаф (символическое надгробие) находится во Флоренции – в знаменитой базилике Санта-Кроче, рядом с Микеланджело, Данте, Галилеем, Россини… надпись на памятнике утверждает: «Никакая эпитафия не выразит всего величия этого имени». Что касается настоящего захоронения, то его место считается неизвестным…

[Oksnia]

Преступная справедливость
Пожалуй, каждому с детства знаком образ благородного разбойника из Шервудского леса, который, по легенде, грабил богатых и раздавал добычу беднякам. Неизвестно, существовал ли в средневековой Англии грабитель по имени Робин Гуд, а если существовал, как далеко простиралась его щедрость. Зато известно, что в разных уголках мира время от времени появлялись бандиты, которые пытались вести себя подобным образом или, по крайней мере, распускали о себе слухи как о новых робин гудах. С одной стороны, преступникам было выгодно дружить с местным населением, поскольку им было нужно где-то укрываться и кому-то сбывать награбленное. С другой стороны, обедневшие массы с готовностью творили мифы о народных заступниках, поскольку остро нуждались в материальной помощи и защите. Именно поэтому легенды о благородных разбойниках появлялись всюду, где имущественное неравенство соседствовало с произволом местных властей.

В самой Англии у шервудского героя были прямые подражатели. В годы гражданской войны между королем и парламентом на дорогах разбойничал "капитан" Джеймс Хинд. Рассказывали, что он был по-джентльменски обходителен со своими жертвами и никогда не грабил сторонников короля. Зато республиканские нувориши и чиновники регулярно становились его жертвами, причем однажды он чуть было не ограбил самого Оливера Кромвеля.

Хинд был арестован в 1652 году и, сидя в камере, начал щедро раздавать интервью любопытствующим литераторам. Одному из них он сказал: "Я благодарен Богу за то, что он спас меня от несправедливого пролития невинной крови. С бедных я не брал даже пенни. Но, должен сознаться, с богатеями и лживыми законниками я обходился круто, ибо из-за них многие крестьяне вконец разорились". Хинда помиловали как разбойника, но осудили как мятежника и казнили как государственного преступника: его повесили, но еще живого вытащили из петли, чтобы оскопить, выпотрошить заживо и четвертовать.

Роялизм Хинда был неслучаен, ведь в глазах средневековых крестьян король был источником закона и справедливости. Именно поэтому легендарные народные мстители безжалостно боролись с баронами, шерифами, наместниками и судьями, но никогда не посягали на королевскую власть. Впрочем, люди были склонны идеализировать своих криминальных заступников, превращая их в сущих ангелов или демонов. В XVIII веке народная молва прямо отождествляла испанского разбойника Диего Корриентеса с Христом. При жизни бандит творил чудеса щедрости, но был предан каким-то иудой. Как и Иисуса, его судили неправедным судом и казнили в пятницу. Голландский бандит Кобус ван дер Шлоссен, напротив, имел договор с самим дьяволом. Люди верили, что однажды, спасаясь от погони, Кобус прыгнул в пруд и превратился то ли в камыш, то ли в кувшинку, от чего по воде пошли демонические пузыри. Скорее всего, хитрец просто нырнул и дышал через трубочку, но народной молве такая проза была не по вкусу.

Иногда для того, чтобы заработать статус народного мстителя, бандиту было достаточно избегать бессмысленных убийств. Народным героем словаков сделался Юрай Яношик, дезертировавший в 1710 году из австрийской армии. Он сколотил шайку, которая грабила тех, у кого были деньги, и щадила тех, у кого их не было. При этом разбойники никого не убивали, а однажды даже оказали помощь случайно раненному священнику. Трудно сказать, делился ли Яношик награбленным с обездоленными, но его популярность среди крестьян была необычайно высока. Впрочем, кто-то все равно выдал его властям, и в 1713 году Яношик был казнен самым зверским образом: его подцепили крюком за ребро и оставили висеть, пока он не умер.

Первыми кандидатами на роль народного героя становились те, кто сам оказывался жертвой несправедливости. Именно так произошло с Луи Мандреном, которого до сих пор называют французским Робин Гудом. Мандрен родился в 1725 году на юго-востоке Франции в провинции Дофине. Его предки торговали лошадьми и когда-то считались местными богачами, но при его отце дела пошли гораздо хуже. Отец умер, когда Луи было всего семнадцать. Луи унаследовал хиреющий бизнес и обязанность кормить семью из восьми младших братьев и сестер. Вскоре юному предпринимателю показалось, что он нашел выход из положения. Ему подвернулся контракт на поставку 97 мулов для королевской армии, сражавшейся в Италии. Мандрен по неопытности возомнил себя новым Ганнибалом и повел животных через Альпы. До места назначения добрались только 17 мулов. Королевские интенданты резонно отказались платить за 80 дохлых мулов, и Мандрен затаил обиду на всех служителей короны.

В те времена самыми непопулярными людьми во Франции были откупщики, собиравшие налоги в пользу королевской казны. Это были частные предприниматели, вносившие в казну установленную сумму налога, а затем выбивавшие деньги из населения, чтобы возместить свои убытки и получить прибыль. Дело было крайне выгодное, и 40 королевских откупщиков считались самыми богатыми людьми страны. В 1753 году Мандрен и его друг Бриссо в драке убили двоих сборщиков налогов. Бриссо был повешен, а Мандрен попал на галеры. Тем временем одного его брата повесили за фальшивомонетничество, а другого сослали на галеры за ограбление церкви. Сбежав с галеры, Мандрен поклялся мстить откупщикам и всему коррумпированному государственному аппарату. Укрывшись в соседней Савойе, Мандрен примкнул к банде контрабандистов и вскоре стал ее главарем. Через несколько месяцев под его началом было три сотни головорезов, готовых на все. Мандрен ввел в банде военную дисциплину и даже разделил ее на шесть рот. Контрабандисты ввозили из Сардинского королевства во Францию табак и другие товары, дешево продавая их населению. Банда начала громить склады откупщиков, что сделало Мандрена необычайно популярным во всем Дофине. Контрабандисты нуждались в поддержке местного населения и потому были весьма щедры. Бедняки, в свою очередь, с радостью давали им убежище, прятали товары и предупреждали об опасности.

Мандрен недолго наслаждался успехом. Уже в 1755 году откупщики снарядили на его поимку отряд в 500 штыков. Солдат переодели в крестьянскую одежду и перебросили на территорию Сардинского королевства, где они провели успешную спецоперацию по поимке бандита. Пока король Сардинии возмущался самоуправством французов, Мандрен был осужден и колесован на площади при большом стечении народа. Многие просвещенные современники, включая Вольтера, выражали симпатию к казненному, а среди простых жителей Дофине он стал настоящим героем.

Поэты и джентльмены
В XIX веке в развитых странах благородные разбойники практически перевелись, поскольку изменились сами условия жизни. Имущественное неравенство никуда не делось, но государственное управление было упорядочено. В Англии больше не было своевольных баронов, во Франции исчезли откупщики, в Австрии на смену феодальной вольнице пришла отлаженная бюрократическая машина. Теперь защиту от произвола можно было искать в суде, а не в ближайшем лесу. Лесов, кстати, тоже становилось все меньше, так что спрятаться вольным стрелкам было теперь гораздо труднее. Казалось бы, все условия для появления новых робин гудов присутствовали на Диком Западе, но здешние разбойники не часто проявляли благородство. С одной стороны, сказывалось известное американское отношение к деньгам — делиться награбленным никто не собирался. С другой стороны, сами поселенцы были вооружены и могли вершить закон по своему разумению, а значит, и в заступниках не нуждались.

Место романтического разбойника в воображении современников постепенно занимал преступник-джентльмен. Этот новый персонаж не пытался кого-то защищать или с кем-то делиться, зато он был вежлив, хорошо одевался, обладал благородными манерами и проворачивал свои дела с неизменным шиком. Многие литературные герои XIX века чем-то напоминали этот образ. Достаточно вспомнить графа Монте-Кристо, Арсена Люпена или даже графа Дракулу. Некоторые преступники тоже любили читать и разделяли фантазии своей эпохи. Поэтому преступники-джентльмены просто обязаны были появиться, и они появились. Были среди них и такие, кто по-своему воплощал в жизнь стремление к социальной справедливости, ведь джентльмену не зазорно сводить счеты с обидчиками.

Чарльз Эрл Боулз родился в 1829 году в Англии, но уже через два года родители привезли его в Америку. Жизнь Боулза была полна трудов и опасностей. Он искал золото в Калифорнии, сражался в рядах армии северян, а после войны снова пытался отыскать золотую жилу в Монтане и Айдахо. В 1871 году у него вышел конфликт с крупной компанией Wells, Fargo&Co, которая занималась грузоперевозками и оказывала банковские услуги. Неизвестно, чем именно компания не угодила старателю, но известно, что Боулз поклялся отомстить ей. 26 июля 1875 года на проселочной дороге в калифорнийской глуши перед почтовым дилижансом фирмы возникла таинственная фигура в длинном плаще и с маской на лице. Грабитель был необыкновенно вежлив. Обращаясь к кучеру Джону Шайну, он сказал: "Бросьте мне, пожалуйста, этот ящик". Затем, обернувшись к кустам, бандит произнес: "Угостите его свинцом, ребята, если он вздумает стрелять". Шайн покосился на кусты и увидел, что оттуда торчат несколько стволов. Кучер подчинился, и грабитель скрылся, унося $160. Следствие установило, что из кустов в дилижанс целились обыкновенные палки.

На этом подвиги Боулза не закончились. Он продолжал грабить дилижансы Wells, Fargo&Co, причем грабил только их. А потом он начал оставлять на месте преступлений записки со стихами собственного сочинения. Уже первый стишок выдавал в нем типичного народного мстителя: "Не прохлаждался я ни дня, нажил мозоли эти, но разозлили вы меня изрядно, сучьи дети!" Внизу стояла подпись: Черный Барт. Это имя Боулз вычитал в каком-то бульварном романе. Черный Барт совершил 28 ограблений, не сделав ни одного выстрела. Всякий раз он умудрялся ускользать от погони, хотя ходил на дело пешком, поскольку панически боялся лошадей. Лишь в 1883 году Боулз был пойман. Он отсидел пять лет, но, выйдя на волю, понял, что Wells, Fargo&Co ничего ему не забыли и не простили. Агенты компании начали за ним слежку, и он пустился в бега. В последний раз его видели в 1888 году, а потом он бесследно исчез.

Другой американец много лет орудовал в США, но славу народного героя, сам того не желая, заработал в Канаде. Билл Майнер был известен как Бандит-Джентльмен, поскольку был всегда вежлив и обходителен со своими жертвами. По легенде, именно он изобрел знаменитую команду "Руки вверх!". Так или иначе, в 1904 году именно он провернул первое в канадской истории ограбление поезда, после чего сразу же стал восприниматься многими как защитник интересов униженных и оскорбленных. Дело в том, что канадская железнодорожная компания CPR, ставшая жертвой налета, была крайне непопулярна, как это нередко случается с монополистами. Многие считали, что корпоративные грабители, бесконечно повышающие тарифы, наконец-то получили по заслугам. Когда в 1906 году Майнера наконец поймали, у здания суда собирались толпы его восторженных почитателей. У него стало еще больше поклонников, когда в 1907 году вместо того, чтобы отбывать 25-летний срок, он сбежал из тюрьмы и вернулся в США, где продолжил бандитскую карьеру. В его жизни были еще налеты, аресты и побеги, пока в 1913 году он не умер в тюрьме в возрасте 67 лет.

Последние герои
Если в развитых странах, чтобы заработать славу благородного преступника, нужно было мстить какой-нибудь ненавистной корпорации, то в периферийных, где еще сохранялись средневековые порядки, ремесло бандита часто само по себе считалось вполне благородным делом. Крупный исследователь ХХ века Эрик Хобсбаум называл таких преступников социальными бандитами. Эти люди оставались уважаемыми членами общества, ходили в церковь, посещали сельские праздники и, конечно же, помогали беднякам, делясь с ними добычей. Так, знаменитый мексиканский повстанец Панчо Вилья, чья армия в 1914 году захватила Мехико, начинал как типичный латиноамериканский бандит. После первой разбойничьей удачи он отдал 5 тыс. песо своей матери, 4 тыс. песо раздал родственникам, а также купил портняжную мастерскую для бедного многодетного соседа по имени Антонио Рената. Впоследствии Вилья вспоминал: "Через восемь-десять месяцев от 50 тыс. песо ничего не осталось. Я все роздал нуждающимся людям". Его перуанский коллега и современник Луис Пардо тратил деньги иначе. Он скупал в лавках своего родного города Чиквиана весь товар, включая мыло, свечи, ткани, пирожки и прочие мелочи, а потом раздавал все это местным жителям. Временами он просто кидал в толпу пригоршни серебряных монет.

Социальные бандиты помогали не только бедным, но и богатым. В начале ХХ века в большинстве латиноамериканских стран центральное правительство было крайне слабым, власть на местах принадлежала местным элитам. Иногда, впрочем, правительство пыталось укрепить свой авторитет в провинциях, что воспринималось в регионах как вторжение неприятеля. Один бразильский землевладелец сетовал в начале 1930-х годов: "По мне так лучше иметь дело с бандитами, чем с полицией. Полицейские — это шайка живодеров, которые являются из столицы, думая, что все местные покрывают бандитов. Они думают, мы знаем все их тайные тропы... Если мы говорим, что не знаем, они нас бьют, если все рассказываем, они продолжают нас бить, потому что это доказывает, что мы связаны с бандитами... А что бандиты? Ну бандиты они и есть бандиты. Если знаешь, как с ними себя вести, то они тебя и не трогают. Есть несколько парней, которые по-настоящему жестоки, а от остальных нет никакого вреда, пока полиция не сядет им на хвост".

С одной стороны, латиноамериканские бандиты помогали бедным односельчанам не умереть с голоду, но с другой — они были частью того векового уклада, который заставлял крестьян оставаться в нищете, и блокировал попытки власти что-либо изменить. К тому же власть и бандиты постоянно боролись за влияние в провинции, и крестьяне оказывались между молотом и наковальней. Именно поэтому традиционный героический бандитизм был обречен: рано или поздно народ уставал от своих героев, и бандиты теряли свою социальную базу. Примерно так и произошло с бразильскими кангасейру — бандитами, наводившими ужас на плантаторов северо-востока страны с первой половины XIX века.

Самым знаменитым кангасейру за всю историю их существования был Виргулино Феррейра да Силва по прозвищу Лампиао, что значит "светильник". Свое прозвище Лампиао заработал за то, что, открывая огонь в темноте, так часто стрелял, что пламя, вырывавшееся из его ружья, разгоняло мрак вокруг стрелка. Виргулино родился в 1897 году в многодетной крестьянской семье, боровшейся за выживание в штате Пернамбуко. В юности он пас скот, но при этом в отличие от большинства сверстников умел читать и даже носил очки, придававшие ему интеллигентный вид. Его семья враждовала с двумя более обеспеченными семьями, в конце концов в 1921 году его отец был убит. Виргулино свершил кровную месть и подался в разбойники. Он быстро добился уважения среди кангасейру и уже в 1922 году возглавлял собственную банду, численность которой временами доходила до нескольких сотен человек.

Лампиао был типичным бандитом-героем. Он превосходно держался в седле, метко стрелял, бесстрашно вступал в перестрелки с полицией, шесть раз был ранен, но всякий раз выздоравливал и возвращался в строй. Он не только помогал крестьянам, когда считал это выгодным, он был настоящим кумиром бедноты. Многие деревенские парни считали, что лучше мчаться на коне с винтовкой за спиной и носить традиционную для кангасейру широкополую шляпу, расшитую бисером, чем батрачить на полях местного богача. Романтический образ народного мстителя дополняла возлюбленная Лампиао — Мария Дейя, известная как Мария Бонита, то есть Мария Прекрасная. Подруга разбойничьего атамана ни в чем ему не уступала. Она также ездила верхом, стреляла и, если надо, отдавала приказы.

Свои налеты Лампиао обставлял как праздники народного правосудия. Так, в 1929 году он захватил городок Квеимадас в штате Баия и начал с того, что выпустил заключенных из тюрьмы, а на их место водворил семерых полицейских и их сержанта. Бандиты расстреляли полицейских, но сержанта помиловали, когда горожане сказали, что он хороший человек. Богачей обложили контрибуцией, а бедных не тронули. Более того, бандиты платили в лавках за все товары. Лампиао особым приказом запретил насиловать местных женщин, и бандиты сдерживали свои порывы. Вечером кангасейру устроили большой праздник для горожан с песнями, танцами и бесплатным кинематографом. Наутро бандиты оставили город, причем Лампиао позаимствовал мула у одного из горожан, а потом вернул.

И все-таки кангасейру были бандитами и в большинстве случаев вели себя соответственно. На счету банды Лампиао было более тысячи убийств, несколько сотен изнасилований и бессчетное число ограблений и захвата чужого скота. Народные праздники, которые Лампиао закатывал в завоеванных городах, слишком дорого обходились населению. К тому же освобождение длилось недолго: на место расстрелянных полицейских приходили новые, а ограбленные богачи находили способ компенсировать потери за счет местных жителей. Поэтому мирные жители все чаще давали кангасейру вооруженный отпор. Однажды Лампиао попытался захватить городок Моссоро, но столкнулся с сопротивлением местного ополчения и был вынужден ретироваться.

Другие вожди кангасейру сталкивались с теми же проблемами. Народная поддержка неуклонно падала, а силы правительства росли. Банды исчезали одна за другой, и настал день, когда Лампиао остался единственным главарем кангасейру во всей Бразилии. А потом пришел и его черед. В июле 1938 года информатор сообщил полиции, что банда скрывается на ферме Анжикос в штате Сержипи. Полиция ночью окружила ферму и на рассвете 28 июля открыла огонь из пулеметов. Лампиао, Мария Бонита и девять бандитов были убиты. Их головы были отрезаны и выставлены на всеобщее обозрение вместе с их знаменитыми шляпами, расшитыми бисером.

Похожая судьба ждала последнего благородного разбойника Европы — сицилийца Сальваторе Джулиано. В 1943 году жители оккупированной союзниками Сицилии выживали за счет черного рынка. Крестьянский сын Джулиано, которому тогда был 21 год, пытался продать два мешка зерна, но был задержан карабинерами. Не сумев договориться о взятке, он застрелил офицера и сбежал в горы. Вскоре Джулиано сколотил банду, которая начала грабить богачей. Местные крестьяне были целиком на стороне бандитов. Во-первых, Джулиано, покупая припасы, платил во много раз больше, чем продукты стоили на черном рынке. Во-вторых, бандит взял на себя роль вершителя народного правосудия. Однажды он застрелил почтмейстера, воровавшего посылки, которые эмигранты присылали из Америки своим нуждающимся родственникам. В другой раз он убил лавочника, который завышал цены и занимался ростовщичеством. С блюстителями закона он и вовсе не церемонился. С 1943 по 1949 год его банда убила 87 карабинеров и 33 полицейских. Наконец, Джулиано был хорош собой, дерзок и галантен, то есть соединял в себе все качества истинного Робин Гуда. В 1944 году, ограбив герцогиню Пратамено, он не забыл поцеловать ей руку, с которой только что снял кольцо с бриллиантом. Бандит позаимствовал из библиотеки герцогини роман Стейнбека и через неделю прислал книгу назад с благодарственной запиской.

Приключения в сицилийских горах не могли длиться вечно. Джулиано, ставший после войны благодаря вниманию прессы мировой знаменитостью, попытался заняться политикой и поддержал партию сепаратистов, желавших отделить Сицилию от Италии. Сепаратисты были консерваторами, на их стороне были помещики, церковь и мафия. Простые сицилийцы тем временем голосовали за коммунистов и социалистов, которые обещали народу свою версию социальной справедливости. Джулиано не мог стерпеть подобной конкуренции и решил расправиться с политическими оппонентами чисто по-бандитски. 1 мая 1947 года банда Джулиано открыла огонь по первомайской демонстрации в городке Портелла-делла-Джинестра, убив 11 человек и ранив 27. С этого дня роман между сицилийским крестьянством и его криминальным заступником был окончен. В конце концов, Джулиано был предан. 5 июля 1950 года последний Робин Гуд Европы попал в засаду и был застрелен карабинерами. Впрочем, вряд ли карабинеры собирались брать его живым.

Возвращение в Шервудский лес
В ХХ веке традиционные народные мстители исчезли во всех более или менее развитых странах, хотя претендентов на их роль было немало. Кокаиновые бароны, левые повстанцы, уличные банды из городских трущоб, террористы и прочие вооруженные группировки постоянно пытались завоевать расположение простых граждан, сочетая подачки и террор. И все же к концу века многим казалось, что социальный бандитизм окончательно оттеснен на задворки цивилизации. И тут на сцену вышло новое поколение благородных разбойников.

В 1989 году в техасском Хьюстоне компания Texas Eastern Corp. провела серию увольнений. В числе уволенных оказался 49-летний программист Лон Перри. Это был примерный семьянин, отец двоих детей и убежденный христианин. На новую работу его не брали из-за возраста, и тогда перед ним встал выбор между самоубийством и грабежом. Перри выбрал второе. Благодаря интеллигентной внешности и хорошим манерам он легко проникал в гостиницы, после чего наставлял на постояльцев пистолет и вежливо просил отдать ему деньги: "Я вынужден признаться, сэр, что проник сюда обманом. Я здесь, чтобы ограбить вас". Перри совершил около 100 ограблений и получил то же прозвище, каким когда-то гордился Билл Майнер: пресса называла его Бандитом-Джентльменом. В 1991 году грабитель доказал, что действительно был благородным человеком. Полиция арестовала коммивояжера, считая, что он и есть настоящий Бандит-Джентльмен. Лон Перри добровольно сдался властям, чтобы избавить от тюрьмы невинного человека. Перри вышел из тюрьмы в 2012 году.

После кризиса 2008 года многие жители цивилизованных стран оказались в том же положении, что и Лон Перри. К тому же власти повели себя не лучше шерифа Ноттингемского: заплатив долги банков, правительства принялись сокращать социальные расходы, хотя ответственность за кризис лежала не на простых гражданах, а на финансистах. В такой ситуации новый Робин Гуд просто обязан был появиться, что и произошло.

31 декабря 2012 года на горнолыжном курорте Джексон Хоул, что в штате Вайоминг, в отделение US Bank вошел полный бородатый мужчина в черных очках и в надвинутой на лоб кепке. Незнакомец сказал кассиру, что мексиканский кокаиновый картель заложил бомбы вокруг здания и что если он немедленно не получит $2 млн, все взлетит на воздух. Кассир предпочел не спорить, и грабитель удалился, забрав $140 тыс.— все, что было в кассе. Ограбление было заснято камерами наблюдения, так что поимка бандита стала делом времени. Грабителя задержали уже 22 января, и тут оказалось, что им двигала не только жадность.

39-летний Кори Дональдсон родился в Австралии, но последние годы жил в США. Он зарабатывал тем, что писал книги о том, как правильно строить семейные отношения и воспитывать детей. Теперь же Дональдсон решил заняться исправлением социальной несправедливости. Раз уж банки во время ипотечного кризиса оставили многих людей без крыши над головой, то пора банкирам поделиться с бездомными. Забрав деньги, грабитель поехал по стране искать нищих. Дональдсон подходил к картонным коробкам, в которых зимовали бомжи, вежливо стучался и спрашивал, сколько денег нужно человеку, чтобы начать новую жизнь, после чего отсчитывал счастливчику требуемую сумму. $15 тыс. он перечислил на счет Армии Спасения. Себе он, впрочем, тоже ни в чем не отказывал. Дональдсон жил в роскошных отелях, нанимал лимузины с водителем и наслаждался жизнью как мог. На момент ареста при нем было всего $16 тыс., и найти остальные деньги не удалось.

На суде Дональдсон вызвался защищать себя сам и тут же объявил себя новым Робином Гудом. Присяжные признали его виновным, а судья приговорил его к 70 месяцам тюрьмы. Дональдсон воспринял приговор спокойно, ведь тюрьма, судя по всему, была частью его плана. Он уже ведет переговоры об издании книги о своем преступлении и даже надеется, что его историю экранизирует Голливуд.

Между тем новые времена диктуют новые формы криминальной борьбы за справедливость. Сегодня против системы борются хакерские группы вроде знаменитых Anonymous, причем интернет-общественность относится к ним с той же смесью страха и восхищения, с какой мексиканские пеоны когда-то смотрели на Панчо Вилью. На родине Шервудского героя тоже неспокойно. В 2010 году в Соединенном Королевстве было основано общество "Налог Робина Гуда", которое ратует за обложение повышенным налогом всех богачей. Движение вполне легально и от этого, пожалуй, еще более опасно.

[Oksnia]

Чарльз Эрл Боулз, более известный как Черный Барт, был, несомненно, одним из самых неординарных на Диком Западе грабителей дилижансов. Урожденный британец, Черный Барт был вежливым, славился хорошими манерами и утонченным вкусом. Сложно поверить, что такой джентльмен-бандит в действительности промышлял в Калифорнии и Орегоне в 1870-х и 80-х годах.

Легенда гласит, что, по крайней мере, в двух случаях он оставил на месте преступления рукописные стихи. Этот датируется 1877 годом:

"Всю жизнь как проклятый пахал,

В мозолях мои руки.

Ваш выпендреж меня достал,

Прилизанные суки."

Черный Барт никогда не испытывал недостатка личного обаяния. После того, как он вышел из тюрьмы, журналист спросил его о возвращении на преступный путь. Барт ответил с улыбкой: "Нет, джентльмены, я порвал со злодействами". Затем другой репортер захотел узнать, будет ли он еще писать стихи. Черный Барт засмеялся и сказал: "Нет, разве Вы не слышали, что я порвал со злодействами?"

В ходе всех своих грабежей он ни разу не выстрелил из оружия, на дело он всегда шел пешком из-за своего глубоко укоренившегося страха лошадей.

[Oksnia]

Король, сменивший фамилию

17 июля 1917 года произошло событие, довольно редкое в истории: король Великобритании и Ирландии Георг V сменил свою фамилию и наименование своей династии.

Указанный король являлся внуком знаменитой королевы Виктории и её мужа принца Альберта, столь популярного в англоязычной культурной среде - его имя увековечено в названиях многих вещей, от озёр в Африке до разновидностей экстремального пирсинга. Этот принц был сыном герцога Саксен-Кобург-Готского - правителя мелкого германского княжества на территории нынешней земли Тюрингия. И в соответствии с феодальными традициями от этого топонима происходила и фамилия его, которую он в полном соответствии с нормами семейного законодательства большинства стран именно эту фамилию он передал своим законным детям от своей законной супруги (Виктории). Их с Викторией сын и отец упомянутого Георга король Эдуард, правивший в первое десятилетие ХХ века, стал таким образом единственным представителем Саксен-Кобруг-Готской династии британских монархов.
На четвертый год правления унаследовавшего Эдуарду Георга разразилась Первая мировая война, в которой Великобритания и Германия (и соответственно германский монарх и его германские родственники) оказались по разную сторону линии фронта. Война оказалась затяжной и кровопролитной, жертвы на её фронтах росли, росли и тяготы мирного населения в тылу. Подобные обстоятельства вообще не способствуют укрепления доверия народов к своим правительствам. А тут еще глава государства носит фамилию, характерную для представителя враждебной нации. Британцы народ законопослушный, но по мере того, как военные неудачи множатся, а жертвы растут, даже самому лояльному короне "Джону Буллю" могли приходить в голову мысли - а спроста ли это? А ну как родной монарх о чём-то договаривается со своими германскими родственниками за его, "Джона Булля", спиной и за его, "Джона Булля" счёт? Нам в России подобные настроения вполне памятны: разных "исторических" романах разнокалиберных Пикулей императрица Александра Фёдоровна чуть ли не из собственного поезда рассылает телеграммы в германские штабы с описанием дислокации русских войск. Вероятно подобная "публицистика" в то время ходила по рукам и в Альбионе. Георг, конечно, всячески старался отмежеваться от своих немецких родственников - лишал их своими указами британских чинов, званий и орденов - но насколько это выглядело убедительно для подданных?
Февральская революция стала последней каплей, которая и подвигла Георга и его окружение на столь радикальный шаг, как смена фамилии. Новая, "англизированная" фамилия была выбрана им или кем-то из его советников опять же в соответствии с феодальными традициями по названию одного из персональных поместий короля - замка Виндзор в графстве Беркшир. Почему именно этого объекта, я не знаю; видимо от того, что этот замок был любимой резиденцией упомянутых Виктории и Альберта.

Как бы то ни было, 17 июля 1917 года король Георг V издал королевскую прокламацию следующего содержания:

«Поскольку Мы, по рассмотрении наименования Нашего Королевского Дома и Семьи, решили, что впредь Наш Дом и Семья должны именоваться и быть известны как Дом и Семья Виндзор:
И поскольку Мы далее определили для Нас и для всех Наших потомков и всех других потомков Нашей славной и великолепной памяти Бабушки королевы Виктории, отменить и прекратить использование всех немецких имён и титулов:
И поскольку Мы объявили эти Наши постановления в Нашем Тайном Совете:
В связи с этим теперь Мы нашей королеской волею и властью указанное объявляем и провозглашаем, что как с даты этой Нашей королевской прокламации Наш Дом и Семья должны именоваться и быть известны как Дом и Семья Виндзора, и что все потомки в мужской линии Нашей вышеупомянутой бабушки, королевы Виктории, кроме потомков женского пола, которые могут вступить или возможно уже вступили в брак, должны носить упомянутое Имя Виндзор.
Так же тем самым далее объявляется и провозглашается, что Мы для Нас и для Наших потомков и всех других потомков Нашей вышеупомянутой Бабушки королевы Виктории, отменяем и предписываем прекратить использование степеней, имён, титулов, наименований и почестей герцогов и герцогинь Саксонских и принцев и принцесс Саксен-Кобурга и Готы, и всех других немецких степеней, имён и титулов, нам или им ранее принадлежавших или использовавшихся».
(Текст отсюда: [Только зарегистрированные пользователи видят ссылки. Регистрация в клубе]).

Тогда же, в 1917 году британским парламентом был принят т.н. Закон о лишении титулов, согласно которому ряд лиц, имеющих сан британских пэров или принцев, "которые, во время существующей войны, служили в армии против Его Величества или Его Союзников, или занимали сторону врагов Его Величества" (их список должна была составить специальная комиссия) должны были быть лишены своих британских титулов. Под действие этого закона подпали действовавший на тот момент герцог Саксен-Кобург-Готский Карл-Эдуард, лишившийся британского титула героцога Олбани, а также тогдашний глава дома Ганноверов, герцог Эрнест Август Камберлендский вместе со своим сыном, который тогда был действующим герцогом германского княжества Брауншвейг. Для этих немецких феодалов утрата оказалась двойной - в результате вспыхнувшей в Германии в 1918 году революции они лишились и своих германских владений.
Таким образом Георг V размежевался с обоими королевскими домами германского происхождения, в предшествовавшие 200 лет правившими Британией – и с Саксен-Кобург-Готским, и с более древним Ганноверским.
История эта имел послесловие в 1952 году, когда на британский престол взошла нынешняя королева Елизавета II, котороая к тому моменту уже была замужем за аристократом немецкого происхождения Филиппом Маунтбеттеном (англизированная форма немецкой фамилии «Баттенберг» - он был в дальнем родстве с первым князем независимой Болгарии из той же фамилии). Сначала предполагали объявить о начале новой династии с двойным названием Маунтбэттен-Виндзор. Когда бабушка новой королевы, вдова покойного Георга V Мария Текская узнала об этом предложении, она уведомила о нём британского премьер-министра Уинстона Черчилля, и он позже посоветовал новой монархине сохранить за династией имя Виндзоров. 9 апреля 1952 Елизавета издала по этому поводу специальную декларацию, которой объявлялась "Воля и пожелание, чтобы я и Мои дети продолжали именоваться и быть известны, как Дом и Семья Виндзоров, и что мои потомки после брака и их потомки, должны носить имя Виндзор". Несчастный Филипп (если прилагательное "несчастный" может быть применимо к персоне супруга британской королевы) сокрушался по этому поводу, что "он единственный мужчина в королевстве, которому не позволено передать свою фамилию родным детям"...

[Oksnia]

...как африканскую колонию лихо пытался учредить саратовский мещанин.

Николай Иванович Ашинов (1856 -1902), искатель приключений с достаточно мутным прошлым, в 1883 году отправился в Абиссинию, задавшись планом содействовать политическому и церковному сближению Абиссинии с Российской империей. Он вступил в сношения с тогдашним эфиопским негусом Иоанном, выдавая себя за представителя русского правительства. Негус по какому-то недоразумению в это поверил, полагая, что Ашинов в самом деле официально представляет русского императора.

Затем Николай Иванович вернулся в Россию, назначил сам себя «вольным казаком» и принялся собирать людей для основательной экспедиции в Африку. Где-то сыскал деньги, увлёк прорву людей и в 1888 году во главе отряда из 150 "русских добровольцев" (терских казаков) отплыл к африканским берегам. Журнал «Нива» так писал о Николае Ивановиче: «Смелый авантюрист и начальник русских добровольцев, вызвавшихся сопровождать духовную миссию до негуса Иоанна».

10 декабря 1888 года на корабле «Корнилов» участники экспедиции вышли из Одессы в Александрию. Из Александрии до Порт-Саида экспедицию доставил российский корабль «Лазарев». В Порт-Саиде за 36 тысяч французских франков Ашинову удалось нанять австрийский корабль «Амфитрида», который и доставил экспедицию до места назначения.

6 января 1889 года «Амфитрида» подошла к берегам Сомали. Территория в ту пору находилась под протекторатом Франции (сейчас - независимая Республика Джибути). Экспедицию встретили четверо казаков, которых Ашинов оставил для охраны багажа и припасов в свой предыдущий приезд, а также абиссинские священники, тоже ждавшие прибытия экспедиции.

Для временного обустройства Ашинов решил использовать заброшенный прибрежный египетский форт Сагалло (англ. Sagallo, фр. Sagallou), где 14 января и обосновался караван. Форт Ашинов окрестил русским и провозгласил Новую Москву, или станицу Московскую. Он поднял флаг (правда, не российский, а особо изобретённый флаг "миссии") и объявил, что отныне «пятьдесят верст по берегу и сто вглубь - русская земля».

Всё было серьёзно. Русские начали строить дома, были посажены саженцы деревьев, привезённые из России (в том числе вишни и черешни, которых здесь прежде вовсе не знали), а также пятнадцать тысяч черенков винограда лучших крымских сортов. Для посадки были также закуплены около ста масличных, лимонных и апельсиновых деревьев. На огородах высадили огурцы, дыни, помидоры, арбузы. Разведка местности в окрестностях Сагалло обнаружила наличие соли, железной руды, каменного угля, а также горячий серный источник. Ашиновцы построили походную парусиновую церковь имени св. Николая. Часть экспедиционеров вместе с православными духовными лицами (одним из участников экспедиции был, в частности, архимандрит Паисий) предполагалось чуть позднее командировать к негусу в Абиссинию, чтобы и там попробовать закрепить русское присутствие.

Экспедиция Ашинова наделала шуму. Французы, контролировавшие данную территорию, получив донесения, не на шутку встревожились и долго соображали, что всё это означает. В итоге началась интенсивная телеграфная дипломатическая переписка между Парижем, Санкт-Петербургом и даже Веной (поскольку высадка экспедиции производилась с австрийского судна). Дело дошло до императора Александра III. Портить отношения с Францией из-за какого-то самозванца он не пожелал и, как говорится, сдал соотечественников французам с потрохами, предоставив французским властям возможность делать всё, что они сочтут нужным. Убедившись, что это попросту самочинная вылазка каких-то авантюристов, а русское правительство к экспедиции Ашинова не имеет отношения, французы принялись действовать.

Вскоре казаки заметили приближающуюся французскую эскадру в составе крейсера и трех канонерских лодок. Было получено от посыльного письмо с ультиматумом (в частности, французы требовали спустить флаг). Однако атаман "вольных казаков" вёл себя совершенно безмятежно. Флаг спускать он отказался и отправил в ответ любезное приглашение французскому генералу прибыть в гости. Приказал зарезать барана и готовить пир. Ашинов, зная о дружественных в тот период отношениях Российской империи с Францией, атаки никак не ожидал. Но корабли незамедлительно начали артиллерийский обстрел Сагалло, в результате которого много русских было ранено, шестеро погибли (из них только один казак, остальные - женщины и дети), строения и посадки были разрушены.

Русские, понимая, что против войск и артиллерии они бессильны, и вообще не намереваясь воевать, подняли над Сагалло в качестве белого флага нательную рубаху. Высадившиеся французы арестовали Ашинова и поселенцев. Ничего худого французы им не сделали, хотя, по свидетельствам очевидцев, обращались с арестованными достаточно грубо, не спешили оказать медицинскую помощь, кормили плохо и даже маленько пограбили имущество переселенцев. Несостоявшаяся колония "Русское Сомали" была французами разрушена, остатки форта взорваны. В историю международных отношений эта история вошла под названием «инцидент в Сагалло».

Русское правительство запретило цензуре пропускать в печать сочувственные публикации об ашиновской авантюре, а в «Правительственном вестнике» через несколько дней после инцидента появилось официальное сообщение. В нем говорилось: «Императорское правительство полагает, что не представляется основания возлагать на французские власти в Обоке [название местности, где находится Сагалло] ответственность за происшедшее в Сагалло кровопролитие и что ответственность за это должна всецело пасть на Николая Ашинова, решившегося нарушить спокойствие в пределах территории, подведомственной державе, находящейся в дружественных отношениях с Россией... Происшедшие в Сагалло замешательства останутся без влияния на существующие между Россией и Францией отношения».

Опять началась дипломатическая переписка. Французы чувствовали себя неловко (из-за необоснованного кровопролития) и желали как-нибудь замять инцидент. Таким же было желание и российских властей. В итоге договорились. Было решено, что французы не станут предъявлять никаких претензий на наказание русских за вторжение в пределы французской территории, перевезут арестованных в Суэц и сдадут российским властям. Русские задействовали сразу несколько военных и торговых судов для переправки членов незадавшейся экспедиции обратно в Россию. При этом самого Ашинова и его ближайшее окружение решительно отделили от прочих и тщательно сторожили, опасаясь, что он сбежит и затеет какую-нибудь новую бузу. В итоге 136 неудавшихся искателей приключений 4 марта 1889 г. в 7 часов утра благополучно прибыли в Одессу на пароходе "Чихачёв". А группу верховодивших авантюрой "ашиновцев" во главе с самим Николаем Ивановичем доставили в Севастополь.

Судьба участников экспедиции Ашинова была решена Александром III еще задолго до прибытия их в пределы России. Еще 18 февраля 1889 г. генерал Ламздорф, приближённый к императору, записал в своём дневнике: «Государь повелел, чтобы Ашинов был отправлен в один из самых отдаленных уездов Саратовской губернии и интернирован там на три года, чтобы товарищи его были сосланы и подверглись аресту, произвести строгое расследование для выяснения всей этой истории и нахождения виновников, и наконец, предоставить о. Паисия и сопровождавших его монахов в распоряжение Св. Синода».

Следствие было проведено быстро, обошлись с неудачливыми колонистами мягко, большинство экспедиционеров было отпущено или препровождено к местам прежнего проживания. Попам Св. Синод настучал по макушкам, но тоже в общем-то без излишней строгости. Несколько дольше оставалась не ясной лишь участь самого Николая Ашинова. Его подержали под домашним арестом, но, наконец, выпустили - под гласный надзор полиции, никак не наказывая. Сначала авантюриста отправили к месту прежнего проживания - т.е. в Саратовскую губернию, затем вышли послабления, уже вскоре он оказался в имении жены (Черниговская губерния), а гласный полицейский надзор был заменён негласным.

Вы полагаете, Ашинов угомонился? Эге! Каким-то образом он сумел покинуть пределы России и несколько лет колесил по Европе. Сначала предлагал итальянцам помощь в завоевании Абиссинии, рассказывая, что у него там "всё схвачено" и все племенные вожди - его друзья. Итальянское правительство вполне серьёзно вело с ним на этот счёт переговоры, однако что-то, как говорится, не срослось. Потом Николай Иванович явился в Париж с проектом устройства мемориала русским, погибшим от французского обстрела Сагалло. Французская оппозиция буквально носила его на руках (в пику официальным властям). Далее он отправился в Англию с предложением отбить Сомали у французов и подчинить английской короне.

Из Санкт-Петербурга с большим изумлением и тревогой наблюдали за европейскими успехами Ашинова. Пиарить себя он умел прекрасно, европейские газеты были полны описаниями его подвигов и планов. По распоряжению императора российской пограничной страже был отдан секретный приказ: «Как только появится Ашинов, арестовать его и сослать в Якутск». Однако Николай Иванович возвращаться в пределы России не спешил. А когда несколько лет спустя всё же объявился, о приказе как-то подзабыли. По одной версии неугомонный авантюрист так и завершил остаток дней в черниговском имении жены. Однако по другой версии - «окончил свои дни в доме для сумасшедших». Исследователи до сей поры не пришли к однозначному мнению на этот счёт...

много подробностей о проекте "Русского Сомали" и самом Ашинове а так же просто потрясающий сайт)))
Луночкин А. В. «Атаман вольных казаков» Николай Ашинов и его деятельность.
[Только зарегистрированные пользователи видят ссылки. Регистрация в клубе]

[Oksnia]

2 мая 2015...
Бывают такие сочетания слов - невозможные. В "умерла Плисецкая" никак не веришь. Доводы разума про то, что в ноябре Майе Михайловне исполнилось бы 90, все равно разбиваются сгустком эмоций...
Пост не о ней, а о балеринах

Помутнение рассудка у двух великих танцовщиц начала ХХ века, Софьи Федоровой и Ольги Спесивцевой, случилось в результате их рокового погружения в бездны творчества. Балерин сгубила болезненная отзывчивость на пограничье бытия и небытия, которая постепенно поглотила их разум и привела в дом скорби. Душевную болезнь обеих спровоцировала роль Жизели.

Хореографический шедевр А. Адана, обреченный в Европе на вымирание, был не только сохранен в России, но и обогащен русской идеей святости жертвенной любви и чуткости к душевным страданиям ближнего. Постановка «Жизели» основательно прижилась на императорской сцене и стала пробным камнем мастерства балерин. С технически сложной партией главной героини артисткам еще удавалось справиться, а вот с ее образом, вместившим рождение всепоглощающего чувства, вдребезги разбитые надежды на счастье, потерю рассудка, загробный плач, - далеко не всем. Софья Федорова и Ольга Спесивцева сознательно акцентировали в романтическом мире «Жизели» сцену сумасшествия и потустороннее наваждение, где так много страданий и рыдает душа.

В 1913 году, в разгар работы над балетом в московском Большом театре, Федорова опубликовала в еженедельнике «Рампа и жизнь» этюд «В летний день», в котором с помощью аллегории обозначила свою актерскую тему. Жарким полднем облака представлялись ей сказочными кораблями, отправившимися туда, где « нет тоски, обмана и слез» . Она старалась не думать « о страданиях и слезах, льющихся по земле великой рекой жизни» , а хотела «стоять вот так, опустить руки и слушать, как мир входит в угомленную душу».

Спустя десятилетие Спесивцева, покорившая всех своим исполнением партии Жизели на сцене петербургского Мариинского театра, занесла в дневник обжигающие слова: «Какими слезами плачет душа? .. Не от танцев помрешь, а оставишь их - и ничего не будет, и ты ничья, и от тебя, и тебе. Я знаю, что нужно для искреннего искусства, жизнь нужна, а ее нет: экономический вопрос, сколько борьбы с ним? Горесть высоко, высоко поднимается, а слезки маленькие, маленькие. Одной себя не хватает, сил мало. Полумертвой живешь ... » По ночам она писала стихи:

Дни так летучи, ночи так светлы,
Но мучает тоска, не отпуская,
Хотела бы молиться, не могу,
Тревожно на сердце, а хочется покоя!

Танец Жизели у Спесивцевой был как слеза чистым и печальным. «Астральным», добавили бы ее современники. Мастерство Федоровой, мерцавшее во всех созданных ею ролях «отблеском загробного света» , в старинном спектакле явило полную ужаса пластику. Не случайно именно к этому образу она очень долго не решалась подступиться, поскольку хотела показать не грезу, не легкий призрак, а настоящую покойницу, более того, ведьму. Поэтому традиционные пышные тюники Жизели артистка заменила на саван, гримироваться же собиралась «под вампира» . Балетные завсегдатаи
пожимали плечами: «Зачем такие леденящие подробности? Им нет места среди привычных балетных условностей!»

И всё же у Спесивцевой и Федоровой Жизели оказались разными, потому что несхожим было их отношение к классическому танцу.
Первая, утонченным обликом напоминавшая восточную Пери, поражала совершенным изяществом своих образцовых па. Музыкальный критик Валериан Богданов-Березовский, аккомпаниатор Ольги Александровны во время ее индивидуальных экзерсисов, писал: «Почти неправдоподобной по легкости была ее элевация, почти силуэтными - призрачные профильные и анфасные движения по сцене. Когда она медленно восставала из могилы, застенчиво приближалась к повелительнице
виллис и, оживая, чертила круги на одной ноге по планшету сцены, другой ногой простираясь в летучем арабеске, это казалось сновидением, чем-то, по силе выразительности лежащим за пределами возможного».

Вторая сторонилась и даже опасалась классического балета, всю себя отдавала характерным ролям. "Всё, что не могла достичь техникой, доделывала игрой", - вспоминала танцовщица М. Н. Горшкова, считавшая Федорову по дарованию скорее драматической актрисой. Цыганка по крови, балерина потрясала своим рыдающим искусством, наполненным интонациями московского жестокого романса, где нет полутонов и деликатно выраженных чувств, а всё пронизано тревогой и отчаянием от неизбежного трагического финала любви. Она не представляла, как можно выражать академическим языком танца открытые проявления страсти, а потому в 1906 году прямо заявила режиссеру балетной труппы Большого театра Павлу Кандаурову, что «признает себя совершенно не в состоянии нести классический репертуар и отказывается считать себя классической танцовщицей» .

Судя по отзывам зрителей, Спесивцева наделена была свойствами ангельскими, Федорова - дьявольскими, а воплощение их требует нечеловеческих сил. Потому, глядя на обеих балерин, публика испытывала « почти мистический ужас» , а за кулисами они отличались двойственностью натуры.

В повседневности замкнутая и застенчивая Федорова всех близких поражала душевной смутой. Она оказалась захваченной модным в начале: ХХ столетия течением мистицизма с культом Сатаны. В ее до болезненности впечатлительной натуре расцветала та злая энергия, которая выплескивалась в темпераментных, предельно выразительных танцах. Путь к совершенству через Бога балерина отринула как невозможную, по ее мнению, затею: она не верила в возможность достичь звезд через тернии. Зато Федорову необыкновенно влекло стремление кдьявольскому произволу с быстрым и ошеломляющим результатом. Она не страшилась тяжел ой расплаты, даже прибл ижала этот час. Современники сравнивали ее с неистовой менадой, "от дикого вдохновения которой в балетную труппу словно вселялся бес".


Поэт Вячеслав Иванов писал: «У Федоровой два лика. Один внешний, часто повторяющийся в ее выступлениях, почти тот, за кого ее многие привыкли считать. Это Федорова скачущая, необычайно экспрессивная - в танцах египетских, индийских, цыганских, испанских. Но нужно сказать прямо - это не настоящая Федорова ... Это ее официальная дань современному балету. Дневная Федорова, скрывающая свою тайну. Есть другая Федорова. Почти неподвижная, как бы дремлющая. Но там, в глубине, вспыхивают какие-то зарницы, молнии пробегают во мраке. Чуть заметные движения. Всем своим обликом она будит смутное, тайное воспоминание. И вдруг, догадываясь, испуганный, я восклицаю:

О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!

И не в состоянии сопротивляться, отдаюсь ее обаянию.Связанные стихии, скрытые за обычной жизнью умеет развязывать эта заклинательница. Ее область - темная мистика души» .

Тема Спесивцевой, этой зачарованной принцессы русского балета с загадочным взором потупленных глаз, - падший ангел, ее излюбленная мотивация ролей - раскаявшийся демон. Философ Аким Волынский сравнивал ее с врубелевской ЦаревноЙ-Лебедью. Во время репетиции балета « На Днепре» Сергея Прокофьева в парижской Опере Серж Лифарь оказался свидетелем того, как Спесивцева в припадке ревности хотела выброситься из окна: « Ольга была уже снаружи, но я все-таки успел схватить ее за руку. Мой пианист Леонид Гончаров тоже подбежал к окну и тоже схватил Ольгу.
Теперь она висела на наших руках на десятиметровой высоте над площадью Шарля Гарнье. Ценой неимоверных усилий мы все-таки втащили ее обратно. Она отбивалась, кусалась, царапалась, стараясь вырваться, но это не было чистой истерикой. На секунду наши взгляды встретились, и в ее глазах я прочитал столько злобы и ужаса, что невольно вспомнил гоголевского "Вия".


- Панночка! - подумал я. - Ведьма-панночка! Вот он в реальности - "Вий"! Вот она, эта страшная темная сила! И вот во что превращается человеческое существо». Художественные ассоциации, вызванные личностью Спесивцевой, довольно показательны: образы Лермонтова, Врубеля, Гоголя. Ее постоянная натужная набожность, какая-то декоративная боязнь дьявола, доходящая до смешного (мыла голову шампанским, «предохраняясь» тем самым от нечистой силы), вызывали откровенную иронию и непонимание со стороны окружающих. Между тем всё это отражалось в сценических
творениях гениальной балерины.

В одном - главном - сошлись судьбы таких разных артисток: в интерпретации сцены сумасшествия Жизели. Разорванное сознание, сыгранное на театральных подмостках, фатально отразилось на психике обеих. Некоторые балетоманы резонно говорили, что только из-за эпизода помешательства главной героини Федорова взялась за этот балет. Как всегда, танцы ее были страстными, но слишком «телесными» , В них не было поэзии. «Но вдохновенное творчество делает свое дело.

Настоящая бледность лица, блуждающие глаза, опустившиеся углы губ, жалкие попытки танцевать - всё это так ужасно правдиво, что захватывает и вызывает нервную дрожь», - писал Сергей Мамонтов в «Русском слове». Жизель Спесивцевой хотя и была образом идеальным, подернутым дымкой поэзии, но во втором "потустороннем" акте и она являла "плачущий дух". Стоило только балерине станцевать в «Жизели», как критики заговорили о "патологичности" созданной ею роли, буквально терзавшей нервы зрителей и подчас выходившей за пределы театральной условности. Обозреватель газеты "Последние новости" Петр Сторицын, отмечая «демонический эротизм» Жизели-Спесивцевой, писал: "Романтическая фантастика отчасти заменена патологическим демонизмом, что в соединении с болезненной прелестью и некоторой физической слабостью артистки иногда производило незабываемое, но жуткое по своеобразию впечатление".

Обе балерины видели в Жизели чистую деву, которую зло выбрало объектом своих нечистых помыслов
и дел.

Актрисы вне сцены были чем-то схожи. Соратнику С. П. Дягилева Сергею Григорьеву Федорова показалась "совсем маленькой, скромно одетой и довольно неряшливой". Князю Петру Ливену она запомнилась как «худенькое, немощное существо, пожалуй, с каплей цыганской крови в жилах». Французский балетовед Андре Шайкевич вспоминал: «Мне постоянно твердили, что Спесивцева необыкновенно хороша. В день, когда меня ей представили, я был крайне разочарован - худоба скелета, бледное лицо. И лишь легкая асимметрия черт, тонких и правильных - особенность большинства красивых лиц - удержала меня от ошибочного приговора». Художник Наталья Гончарова, создавшая для Ольги Александровны прекрасные костюмы, тоже поначалу была не в восторге от внешности балерины, показавшейся ей "невзрачной девушкой, вроде тех, которых десятками встречаешь на бульваре Монпарнас".

Ольгой Спесивцевой восторгался юный Дмитрий Шостакович. Она ему напоминала мопассановский персонаж девочку Шали - обаятельное существо с «большими глазами, полными тайн» , с лицом, освещенным «внутренней радостью, которая бывает, когда несбыточная мечта вдруг превращается в явь», с фигурой, «точно статуя» . Поэт Осип Мандельштам, увидев балерину в «Жизели» , посвятил ей строки: «Теоретики классического балета обращают громадное внимание на улыбку танцовщицы - они считают ее дополнением к движению, истолкованием прыжка-полета. Но иногда опущенное веко видит больше, чем глаза". Сергей Дягилев, в молодости называвший Анну Павлову «Тальони своей жизни» , был безгранично изумлен, «когда появилась Спесивцева, создание еще более утонченное и совершенное, чем Павлова» . Он приводил слова великого маэстро танца Энрико Чекетти: "К нам упало яблоко и распалось на две половинки, из одной вышла Павлова, из другой Спесивцева", - и от себя добавлял: "Спесивцева вышла из той, что грелась на солнце".Зато потом, после выступления Спесивцевой, восторгам не было конца: "Необычайное зрелище. Видеть, как танцует эта женщина ... подарок судьбы. Она превосходила всех. Она заслоняла декорацию, сцену. Каждый ее жест был настоятельно необходим".

Танец Софьи Федоровой пробудил артистические дарования великих актрис русской драматической сцены Елены Гоголевой и Софьи Гиацинтовой. По Москве ходили слухи, что «известную балерину императорских театров Федорову 2-ю пригласили в состав труппы Московского Художественного театра» . Но она осталась преданной танцевальному искусству.

С конца 1918 года Софья Федорова стала страдать тяжелыми неврастеническими припадками, первые признаки которых появились пятью годами ранее, во время создания образа Жизели. В 1922 году, после смерти мужа, оперного певца и режиссера Петра Сергеевича Оленина, она эмигрировала в Париж. Там, почувствовав себя лучше, Федорова занялась педагогической работой, выступала в труппе Анны Павловой, принимала участие в концертных программах. В 1928 году танцовщица последний раз вышла на сцену и восхитила публику в «Половецких плясках» из оперы «Князь Игорь» А П. Бородина, показанных Дягилевым в Париже в программе Русских сезонов. Затем болезнь вернулась, и начались скитания по психиатрическим клиникам. В 1963 году Софья Васильевна умерла на 84-м году жизни В своей крошечной квартирке в Нейи, пригороде Парижа, где последнее время тихо существовала, то приходя в себя, то впадая в забытье. Некролог вышел лишь через полгода.

Первые симптомы безумия у Ольги Спесивцевой появились в 1934 году в Сиднее, где балерина гастролировала в качестве звезды труппы Анны Павловой, возглавляемой после смерти великой танцовщицы ее мужем Виктором Дандре. Она постоянно твердила, что окружена врагами, намеревающимися украсть и уничтожить цветы, которые дарит ей публика. Ни слова не говоря, Спесивцева прерывала репетиции и уходила бродить по городу. После того как в страшном возбуждении ночью она прибежала в номер Дандре и умоляла спасти ее от убийц, все поняли, что за "неврозами" артистки кроется что-то более серьезное и страшное. Несколько дней спустя Ольгу подобрали на дороге довольно далеко от Сиднея: взор ее был затуманен, говорила она что-то невнятное. Стало очевидно, что выступать балерина не сможет. После нескольких недель отдыха в санатории она уехала из Австралии. Однако еще весной 1931 года во время успешного турне в Монте-Карло и Швейцарии окружающие замечали ужасное душевное состояние Спесивцевой. Ее депрессию невозможно было ничем объяснить, поскольку в труппе она занимала первое место и пользовалась привилегиями примы. И всё же она постоянно находилась в раздраженном, озлобленном и подавленном настроении.

А однажды ночью, во время переезда труппы в Монтрё, балерина попыталась выброситься из своего спального купе. Просто чудо, что ее попытку заметили вовремя и танцовщики смогли втащить ее обратно через окно. В июне 1935 года в парижском театре «Опера Комик» Ольга Спесивцева дала сольный танцевальный вечер, из-за неудачной организации закончившийся провалом. Балерина была откровенно убита и явно не в себе. Прогрессирующая болезнь изнуряла Спесивцеву, которая не понимала причин происходящего с ней несчастья. Серж Лифарь считал, что Ольга стала жертвой собственной гениальности, намного превосходившей ее интеллектуальные способности. Попытки балерины рассуждать об искусстве оборачивались детским лепетом, и собственное бессилие приводило ее в ярость. Она нервничала и капризничала, как ребенок, Зачастую Спесивцева затрагивала возвышенные предметы, хотя мало в них смыслила. Она искренне верила, что тема сама по себе свидетельствует и о ее уме, и о хорошем воспитании.

Однажды после длительной репетиции партнеры предложили Ольге зайти в кафе, чтобы снять напряжение и просто по-дружески поболтать. К их изумлению, она озабоченным тоном ответила:
- Нет, нет, спасибо! Я тороплюсь домой. Меня ждет работа!
- Работа? Так поздно? Что же ты делаешь?
- Перевожу на французский лермонтовского «Демона», - отвечала она.
- Да неужели? - Все были ошеломлены.
- Конечно! Я же француженка! Свобода, равенство,Троица!
Лицо у нее было серьезным. И танцовщикам вдруг стало не по себе.
Потом эти странности стали повторяться довольно часто. После Лермонтова настала очередь Шекспира. Затем она приступила к переводу Достоевского, хотя не могла по-французски связать двух слов! Ольга же искренне верила, что таким образом производит впечатление образованной женщины. Ей казалось, что ввести в заблуждение собеседника ничего не стоит. Множество причуд и странностей Спесивцевой одни объясняли недостатком ума, другие относили за счет первых симптомов душевной болезни. Разлад между интеллектуальными способностями и творческими возможностями всё больше расшатывал психическое равновесие балерины, пока, наконец, не разрушил его окончательно.


В декабре 1940 года в нью-йоркской гостинице «Вандербильт» Ольга пыталась выброситься из окна сорокового этажа. На нее надели смирительную рубашку и отвезли в клинику для душевнобольных, где балерина содержалась в хороших условиях благодаря заботе ее преданного друга, состоятельного бизнесмена Брауна. После его скоропостижной смерти Спесивцеву перевели в государственную больницу. Там ее навестил знаменитый английский танцовщик Антон Долин, написавший впоследствии книгу о «спящей балерине» . Он объяснил персоналу клиники, кем была Спесивцева, и попросил, чтобы ей выделили отдельную удобную комнату. В марте 1946 года через советское посольство в Нью-Йорке Долин связался с братом Ольги, жившим в Ленинграде. Он ответил, что был бы счастлив, если бы сестру перевезли на родину. Но этот план не осуществился, потому что Долин должен был внести десять тысяч долларов, а затем сопровождать Спесивцеву в Советский Союз. Когда он рассказал обо всем Ольге, та ответила: «Я - королева! Оставайтесь здесь ... Осторожнее! Инки!»

Пытаясь избавить ее от ужасной атмосферы больницы, Долин готов был даже жениться на ней. Но и тут его ждал отказ: закон запрещает браки с душевнобольными. Серж Лифарь виделся с Ольгой Спесивцевой, "заживо погребенной сумасшествием" в сентябре 1948 года. Эта мучительная встреча осталась в его памяти как одно из самых горьких воспоминаний. Балерина показалась своему партнеру по сцене призраком, тенью Жизели
... Богиня сделалась старой женщиной с впалыми щеками, глубоко запавшими глазами, и всё же, несмотря ни на что, она хранила в себе частицу своего «божественного» прошлого, хрупкую, какую-то неземную грациозность. Она говорила спокойным голосом, словно они только вчера расстались. Лифарь изумлялся ее безупречной памяти, время от времени ему казалось, что Ольга в полном сознании, мыслит трезво и ясно, и потому он не мог избавиться от о щущения, что ее можно было спасти.
- Ольга, ты хотела бы танцевать?
- Нет. - Она в смущении опустила глаза.
Лифарь настаивал:
- Станцуй арабеск Посмотри, помнишь ты это па?

Серж показал ей с помощью пальцев разные движения. Она внимательно следила за его руками, придавая каждому па какой-то особый таинственный, мистический смысл. Потом пробормотала:
- Да, атти ... Это железный принц. А я принцесса. Мой отец царь. Вот почему, когда я окончила школу, царица подарила мне соболью накидку на голубом атласе ... Это Аттила, железный принц ... Замолчи, отодвинься, враги могут тебя услышать ... Не будем больше говорить об этом ... Это запрещено!
- Почему запрещено и кем?
- Не спрашивай ... Запрещено ... Запрещено религией. Ты знаешь, что я пишу Евангелие? Работаю целый день. И так устаю. Я устала писать и всё пишу, пишу. ..
Она пришла в возбуждение и стала мерить комнату большими шагами, беспорядочно жестикулируя.
Лифарь спросил в упор, желая проверить ее память:
- Ольга, сколько тебе лет?
- Ты же знаешь, женщин об этом не спрашивают! Это невежливо! -Она кокетливо посмотрела на Сержа.
- Но ты школу окончила в 1916-м, правда? - спросил Лифарь.
- Нет, в 1913-м.
- Ольга, а ты знаешь, что мы не виделись десять лет? Что была война?
- Конечно! И немцев разбили. Они хотели напасть на меня и убить!
- Ольга, твое имя навсегда останется в истории балета!
- Зачем? Совсем этого не нужно.
Лифарь упрашивал ее сделать арабеск:
- Посмотри, как за него браться.
Она посмотрела на пальцы танцовщика... И вдруг свершилось чудо: она танцевала арабеск Незабываемое зрелище, ошеломляющая красота ... Вдруг, рассердившись, она хлопнула Сержа по большому пальцу:
- Убери! Убери сейчас же! Это для тамбурина, для испанских танцев!
Ольга расхохоталась. И вновь неземное видение - потрясающий арабеск.

- Пора прощаться, Ольга.
Спесивцева послушно обняла его. Серж поцеловал холодную Жизель. Уходя, он задал последний вопрос:
- Ольга, где бы ты хотела жить?
- Мне совершенно всё равно. Всюду плохо ... Меня всюду мучили ... А умереть я хотела бы там ... Она молча постояла несколько секунд и едва слышно
добавила:
- Там, да, там ... в России ...
Придя в сознание только через четверть века, Спесивцева нашла приют под Нью-Йорком, в Толстовском фонде, устроенном вполне по-русски. Она была дружна с дочерью гениального писателя Александрой Львовной. Последние ее годы оказались вполне благополучными. Она часто молилась в церкви, постоянно причащалась, много общалась с артистами балета и, наконец, опубликовала описание своего экзерсиса. Скончалась Ольга Александровна в возрасте девяноста шести лет, в 1991 году.

"Повседневная жизнь балерин русского императорского театра"

[Oksnia]

О Елизавете Петровне – а также Красных воротах и смертной казни

Согласно некоторым источникам, к 7 мая 1742 года в Москве, по случаю коронации Елизаветы Петровны, завершилось строительство Красных ворот – и у нас появляется повод сказать пару слов об этом примечательном сооружении, чьё имя спустя, без малого, век после физического разрушения, продолжает жить в названиях – площади и станции метро). Впрочем – по порядку…

…Справедливости ради – в 1742-м Красные ворота не были собственно построены – однако, пережили очередную, так сказать, реинкарнацию. Впервые эта Триумфальная арка (кстати – первая в России) была возведена в честь Полтавской виктории. (По совпадению, как раз в день торжественного прибытия Петра и родилась его упомянутая дщерь… О значении события свидетельствуют слова царя-победителя: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с пришествием в этот мир мою дочь!»

…Позже ворота, впрочем, пригодились – и благополучно простояли пятнадцать лет, пока уже Екатерина I не перестроит их по своему вкусу – и для собственной коронации. Увы, век новой (но по-прежнему деревянной) конструкции оказался недолог – в начале тридцатых она сгорит… Таким образом, Красные ворота Елизаветы Петровны станут третьими по счёту…

…И тоже сгорят шесть лет спустя! Наконец, в 1753-м возрождение столь знаковой достопримечательностей будет поручено архитектору Дмитрию Ухтомскому (кстати, большому специалисту именно по триумфальным аркам – хотя отдалённый потомок Юрия Долгорукова и главный столичный архитектор отметился множеством не менее выдающихся строений). На сей раз, с учётом печального опыты, арка стала каменной (хотя в основу был положен дизайн Екатерины I)… С некоторыми усовершенствованиями (вроде смены портрета Елизаветы сначала на двуглавого орла – а потом и на Ленина) Красные ворота простоят до 1927 года – и будут снесены при расширении Садового кольца. (Любопытно, что годом раньше большевики зачем-то подвергли их капитальному ремонту).

…Звучное имя присвоят станции метро (павильон которой расположен как раз на этом месте); которую в 1962-м переименуют в честь родившегося когда-то по соседству Лермонтова; а в 1986-м – обратно. (И это – первый прецедент в перестроечной столице!) …Что касается происхождения названия – то здесь единого мнения нет. По одной из версий, арка была выстроена на дороге, которая вела в знаменитое Красное село; по другой – Красными ворота прозвали за красоту… Так или иначе, имя настолько прилипло к этой триумфальной арке, что в конце XIX века её (изначально – белую) действительно перекрасили! (Возвращаясь к большевикам – во время упомянутого ремонта Красных ворот, они их, по неясным причинам, вновь побелили. Ну, ладно…)

…Раз уж мы упомянули Елизавету Петровну – перенесёмся в 7 мая 1744-й года, когда императрица отменила в Российской Империи смертную казнь. И никто не пикнул – наверно, потому, что демократии не было!

…Надо сказать, смертная казнь на Руси – явление сугубо привнесённое; поначалу византийцами. Практичные предки предпочитали обходиться штрафами – правда, кровная месть или убийство при самообороне не возбранялись. Впрочем, либерализм распространялся только на «бытовуху»: государственные преступления, вроде мятежа, или измены (в том числе, кстати, отступление от веры и богохульство) карались смертию неукоснительно.

При Иоанне Грозном перечень «смертных» статей начал расти; а Соборное Уложение 1649 года зафиксировало их уже полсотни – причём казнь разделялась на простую (то есть, банальное повешение); и квалифицированную (отсечение головы, четвертование, сожжение, посажение на кол, колесование – и так далее, насколько фантазии хватало. Например, фальшивомонетчикам заливали в глотку раскалённый металл). В 1634-м Москва сгорела дотла – для острастки, начали казнить курильщиков. Кстати, беременным полагалась отсрочка – но только до родов. Знакомая по историческим фильмам деталь: казнили публично, при большом стечении народа.

«Воинский артикул» реформатора Петра довёл число караемых смертью преступлений до ста двадцати трёх; во времена Анны Иоанновны казнили, кажется, вообще за всё подряд, без разбора. Поэтому несколько указов «дщери Петровой» были восприняты как величайшее благо – более того, они исполнялись! На протяжении всего двадцатилетнего правления Елизаветы смертная казнь у нас официально не применялась ни разу!

…Правда, при этом регулярно ссылали на каторгу, клеймили, и, естественно, пороли; причём, сплошь и рядом – до смерти… Да и смертные приговоры суды продолжали выносить по-прежнему – только теперь они поступали на высочайшее рассмотрение, после чего неизменно смягчались…

PS: …Например, годом ранее суд приговорил статс-даму Наталью Лопухину к колесованию (за «умысел» против императрицы; хотя есть мнение, что причина в излишней красоте и заносчивости). Елизавета явила милость, и распорядилась: «бить кнутом, вырвать язык, сослать в Сибирь, всё имущество конфисковать». Добрая была… С другой стороны – Лопухина пережила императрицу, отбыв двадцатилетнюю ссылку…

[Oksnia]

О Халкин-Голе – а также цесаревиче Николае Александровиче, японском городовом и «Происшествии в Оцу»

Некоторые авторитетные источники связывают с 11 мая 1939-го начало событий на Халхин-Голе: возможно, Вы помните, этот двухнедельный конфликт с японцами – они придумали строить железную дорогу практически на границе с Монголией, а потом сообразили, что так не годится, и границу надо бы отодвинуть. Монголы, натурально, упёрлись; на помощь братскому народу выдвинулся СССР; агрессор, что называется, «получил по зубам» – а Г. К. Жуков впервые явил свой недюжинный полководческий талант…

…Для нас эта необъявленная война осталась «конфликтом», а вот японцы называют её «второй русско-японской» – впрочем, об обеих войнах мы поговорим в своё время, а сегодня вспомним событие, которое, как некоторые считают, стало важной причиной «первой русско-японской»; произошло оно как раз 11 мая 1891 года – и вошло в историю, как Происшествие в Оцу.

…Итак, полугодом ранее цесаревич Николай Александрович отправился в образовательное путешествие – примечательно, что это традиционное для наследников престола мероприятие на сей раз прошло по необычному маршруту. Будущий Николай II двинулся не в издревле милую российской элите Европу, а, совсем наоборот, – в Азию. (Сейчас мы бы сказали: «в связи с возрастающей ролью региона…» – в конце позапрошлого века происходило ровно то же самое; в частности, Александр III затеял строительство Транссибирской магистрали, на закладку, которой цесаревич как раз и успеет – впрочем, это будет несколько позже). Сообщим, что будущий царь проедет более полусотни тысяч километров, посетит Египет, многие города Индии, Цейлон, Бангкок, Гонконг – и, наконец, прибудет в Японию, где он сначала сделает себе татуировку дракона, а потом… станет жертвой покушения!..

…Надо сказать, отношения с восточным соседом у нас были тогда настороженные – именно поэтому японцы из кожи вон лезли, чтобы оказать высокому гостю уважение – но недосмотрели! Отчасти их извиняет то обстоятельство, что кортеж атаковал один из полицейских оцепления – некто Цуда Сандзо внезапно выхватил саблю, бросился на наследника – и дважды ударил его по голове! Нимало не смутясь, цесаревич пустился в бегство – а на террориста накинулись греческий принц Георг и рикши обеих высоких особ. После непродолжительной и бестолковой потасовки, террорист уронил своё оружие – а там, очень своевременно, подоспела бдительная охрана – причём, наша раньше, чем местная!..

…Выражаясь сухим языком медицинского заключения, последствия для Николая Александровича были такие: «…две раны в правой волосистой части головы длиной 9 и 10 см, а также отщеплён кусочек кости». Впрочем, будущий царь быстро опомнился, и, по отзывам свидетелей, только нервно курил, пока ему делали перевязку.

Не то было с русским двором, и – особенно! – японцами. Страна Восходящего солнца пришла в ужас, газеты твердили: «злодей… не будет достаточно наказан, пока его тело не разрежут на сто кусков!» В родной деревне Цуда Сандзо запретили называть детей именем бедолаги, а родственников подвергли остракизму. Более того – город Оцу чуть не переименовали, а одна девушка в Киото не вынесла «национального позора», и закололась перед мэрией. В Токио, так переживали, что закрыли не только биржу с театром, но и – страшно подумать – публичные дома!..

…Впрочем, наши обеспокоились не меньше: Александр приказал поездку свернуть, Николай неделю не показывал носа со своего крейсера – а потом отбыл во Владивосток (где, вскоре, он и украсит своим присутствием упомянутую закладку Транссиба).

Героические рикши были щедро вознаграждены обеими сторонами. (От нас им, помимо орденов св. Анны, досталась пожизненная пенсия размером с годовую зарплату местного члена парламента).

С несостоявшимся цареубийцей вышла юридическая закавыка… разумеется, народ и правительство в едином порыве требовали казни – но законы мирного времени не предусматривали наказания выше пожизненной каторги – именно такое решение и вынес неподвластный давлению японский суд. Россия, впрочем, выразила полное удовлетворение – а уже в сентябре Цуда Сандзо внезапно (но очень для всех кстати) помер от пневмонии...

(…По другой версии, бедняга уморил себя голодом – на суде он утверждал, что не мог упустить случая убить будущего завоевателя родных островов; некоторые сочли его фанатиком, другие – безумцем, истинные мотивы нападения так и остались покрыты мраком…)

Принято считать, что подзабытое сейчас неприличное выражение «японский городовой» навеяно именно этим событием!

До конца жизни император мучился головными болями и недолюбливал японцев – которых, как говорят, называл «макаками». Могло ли это поспособствовать началу войны? Неясно – и, в конце концов, первыми-то напали не мы…

[Oksnia]

14 мая 1607-го года был основан Джеймстаун, который принято считать первым английским поселением в Северной Америке… В нашей памяти этот город известен преимущественно, благодаря романтической истории капитана Джона Смита и индейской принцессы Покахонтас

Дочь вождя

Покахонтас родилась примерно в 1594 или 1595 году (точная дата неизвестна), предположительно в индейском поселении Веравокомоко (ныне – Викомико, Виргиния), к северу от реки Памаунки (Йорк-ривер). Ее родовое, тайное имя было Матоака ("Белоснежное перышко").

Она была дочерью вождя союза племен Поухатан по имени Вахунсонакок (Wahunsonacock). Правда, в истории белых людей он остался Поухатаном – по имени союза племен, которое он возглавлял. Под его властью находилось около 25 племен. Покахантас была дочерью одной из его многочисленных жен.



Весной 1607 года в устье реки Памаунки высадились английские поселенцы. В месте слияния Памаунки и Чикахимини они основали город, названный Джеймстауном (в честь короля Якова I (James I). К тому времени индейцы Поухатан уже знали о существовании белых людей. В 1570-71 годах им доводилось сталкиваться с испанцами-иезуитами, слышали они и о попытках бледнолицых основать английские колонии в Каролине. Приплывали корабли англичан и к устью реки Памаунки. За несколько лет до основания Джеймстауна англичане убили одного из вождей Поухатан, а многих индейцев захватили в плен и обратили в рабство. Неудивительно, что новую партию колонистов индейцы встретили неласково: напали на них, убили одного и ранили несколько поселенцев. Однако после того, как два из трех кораблей снялись с якоря и уплыли обратно в Англию, вождь Поухатан предложил поселенцам заключить мир и в доказательство доброй воли прислал первому губернатору колонии Вингфилду оленя. В это время Матоака и познакомилась с бледнолицыми. Они знали ее как Покахонтас, что в переводе означает "избалованная", "игривая". Именно тогда, предположительно, Покахонтас и познакомилась с Джоном Смитом, человеком, во многом благодаря которому ее история пережила века и стала легендой.



Джон Смит

Джон Смит родился около 1580 года (то есть был примерно на 15 лет старше Покахонтас). Жизнь его была полна приключений. Прежде чем прибыть на берег нового континента, он успел повоевать в Венгрии против турок (в 1596-1606 годах). Современники называли его "грубым, амбициозным, хвастливым наемником". По свидетельству очевидцев, он был маленького роста и носил бороду.
Опытный солдат, авантюрист, исследователь, Смит обладал еще и бойким пером и богатым воображением. Именно ему принадлежит первое известное описание английского поселения в Новом Свете глазами очевидца – "Истинное повествование о достопримечательных событиях в Виргинии со времени основания сей колонии" (1608). В этой книге, однако, Покахонтас не упоминается. О том, как индейская принцесса спасла ему жизнь, Смит поведал лишь в 1616 году в письме королеве Анне (Покахонтас как раз прибыла в Англию, но об этом – ниже), а затем повторил этот рассказ в своей книге "General Historie", изданной в 1624 году.



Если верить Смиту, в декабре 1607 года он во главе небольшого отряда колонистов покинул форт в поисках пищи. Индейцы под предводительством дяди Покахонтас, Опенчанкану, напали на экспедицию, убили всех, кроме Смита, а его отвели в столицу Поухатан, к верховному вождю. Тот повелел убить Смита, и тогда юная индеанка закрыла его собой от дубин соплеменников.

Исследователи и историки расходятся во мнении, насколько правдива эта история. Смит вполне мог ее выдумать – как уже было сказано, воображение у него всегда работало хорошо. Сомнения усугублялись тем фактом, что прежде Смита, по его словам, уже спасала принцесса, но не индеанка, а турчанка – когда он был турецком плену. Существует и еще одна версия: индейцы вовсе не собирались убивать его, а, наоборот, хотели принять в племя. Частью ритуала была инсценировка казни, от которой его и "спасла" Покахонтас.



Так или иначе, но в изложении Смита Покахонтас стала настоящим добрым ангелом колонии английских поселенцев в Джеймстауне. Благодаря ей на какое-то время отношения с индейцами наладились. Покахонтас часто бывала в форте и поддерживала дружеские отношения с Джоном Смитом. Она даже спасла ему жизнь еще раз, предупредив, что вождь Поухатан снова хочет убить его. Зимой 1608 года индейцы приносили в Джеймстаун провизию и меха, обменивая их на топоры и безделушки. Это позволило колонии продержаться до весны.

Однако в октябре 1609 года со Смитом произошел загадочный несчастный случай – он был тяжело ранен в ногу при взрыве пороха, и ему пришлось вернуться в Англию. Покахонтас сообщили, что капитан Смит погиб.

Cреди бледнолицых

После отъезда Смита отношения индейцев и колонистов начали стремительно портиться. Осенью 1609 года Поухатан отдает приказ убить 60 поселенцев, прибывших в Веравокомоко. Примерно в это же время Покахонтас выходит замуж за своего соплеменника Кокума и отправляется жить в индейское поселение на реке Потомак. Об этом периоде ее жизни известно мало (еще бы, не нашлось своего Джона Смита), как, впрочем, и о дальнейшей судьбе ее мужа.

В 1613 году один из жителей Джеймстауна, предприимчивый капитан Сэмюэль Арголл, проведал о том, где находится Покахонтас, и с помощью одного из мелких индейских вождей (за предательство тот получил медный котел) заманил дочь верховного вождя Поухатана на свой корабль, после чего потребовал у ее отца – в обмен на дочь – отпустить плененных индейцами англичан, а также вернуть украденное у поселенцев оружие и заплатить выкуп кукурузой. Через некоторое время вождь прислал в Джеймстаун часть выкупа и попросил, чтобы с его дочерью хорошо обращались.

Из Джеймстауна Покахонтас перевезли в город Хенрико, губернатором которого был тогда Томас Дейл. Губернатор поручил индеанку заботам пастора Александра Вайтекера. Через некоторое время Покахонтас приняла христианство. Ее крестили в англиканскую веру под именем Ребекка. Примерно в это же время на сцене появляется еще один белый мужчина, сыгравший в жизни Покахонтас значительную роль – колонист Джон Рольф.



Джон Рольф

Когда Джон Рольф и его жена Сара плыли из Англии в Джеймстаун, буря забросила их на Бермудские острова. Во время пребывания на Бермудах Сара родила девочку, но обе – жена Рольфа и его новорожденная дочь – вскоре скончались. Там же, на Бермудах, Рольф подобрал зерна местного табака, а, прибыв в Виргинию в 1612 году, скрестил его с местными грубыми сортами. Получившийся гибрид приобрел огромную популярность в Англии, и экспорт табака на долгое время обеспечил финансовое благополучие колонии. Разумеется, Рольф превратился в одного из самых уважаемых и богатых жителей Джеймстауна. Плантация табака, которой он владел, называлась "Бермудская сотня" ("Bermuda Hundred").

Покахонтас познакомилась с Джоном Рольфом в июле 1613 года, уже после того, как табак принес ему богатство и уважение колонистов. Каноническая легенда утверждает, что Покахонтас и Рольф полюбили друг друга и поженились – с благословления губернатора Томаса Дейла и отца Покахонтас, вождя Поухатана. Однако подлинные исторические документы (в частности, сохранившееся письмо Рольфа губернатору Дейлу) позволяют сделать вывод, что брак этот был лишь политическим союзом, а весьма набожный Джон Рольф не только не желал, но даже страшился союза с язычницей и согласился на него лишь "для блага плантации, ради чести страны, к вящей славе Божией и для собственного спасения" и только после того, как Покахонтас приняла христианство. Для Покахонтас же согласие на брак могло быть условием освобождения.

Так или иначе, но 5 апреля 1614 года 28-летний вдовец Джон Рольф и индейская принцесса Покахонтас поженились. На свадьбе присутствовали родственники со стороны невесты – ее дядя и братья. Сам вождь Поухатан на торжество не явился, но дал согласие на брак и даже прислал жемчужное ожерелье для дочери. В 1615 году Покахонтас, а теперь Ребекка Рольф, родила сына, которого назвали Томас, в честь губернатора. Потомки Покахонтас и Рольфа были известны в США как "Красные Рольфы".

В 1616 году в своем "Повествовании о Виргинии" Рольф называет последующие несколько лет "благословенными" для колонии. Благодаря браку Покахонтас и Рольфа между колонистами Джеймстауна и индейцами на 8 лет воцарился мир.



В цивилизованном мире

Весной 1616 году губернатор Томас Дейл отправился в Англию. Главной целью поездки был поиск финансирования для Виргинской табачной компании. Для того, чтобы произвести впечатление и привлечь внимание общества к жизни колонии, он взял с собой дюжину индейцев, в том числе и принцессу Покахонас. В поездке ее сопровождали муж и сын. И действительно, Покахонтас имела в Лондоне большой успех и даже была представлена ко двору. Именно во время ее пребывания в Англии Джон Смит написал письмо королеве Анне, в котором рассказал историю своего чудесного спасения и всячески превозносил положительную роль Покахонтас в судьбе колонии. Тогда же Покахонтас и Джон Смит вновь встретились. Источники расходятся во мнениях, в какой обстановке прошла эта встреча. Если верить запискам Смита, Покахонтас назвала его отцом, а его попросила называть ее дочерью. А вот вождь Рой Бешеный Конь в подлинной биографии Покахонтас на сайте powhatan.org утверждает, что Покахонтас даже не захотела говорить со Смитом, а при следующей встрече назвала его лжецом и указала ему на дверь. Правда это или нет, но больше Покахонтас и Джон Смит не встречались.

В марте 1617 года семья Рольфов стала собираться домой, в Виргинию. Но во время подготовки к отплытию Покахонтас заболела – то ли простудой, то ли воспалением легких. Некоторые источники даже называют среди вероятных недугов туберкулез или оспу. 21 марта она умерла и была похоронена в Грейвсенде (графство Кент, Англия). Ей было, по разным сведениям, 21 или 22 года.

Эпилог

Отец Покахонтас, вождь Поухатан, умер следующей весной 1618 года, и отношения между колонистами и индейцами испортились окончательно и бесповоротно. В 1622 году индейцы под предводительством нового вождя напали на Джеймстаун и убили около 350 поселенцев. Англичане ответили на агрессию агрессией. Еще при жизни ровесников Покахонтас индейцы, проживающие в Виргнии, были практически полностью истреблены и рассеяны по Америке, а их земли отошли колонистам. Вскоре подобные методы обращения с краснокожими распространились по всему континенту.

Джеймстаун между тем процветал. Джон Рольф продолжал успешно возделывать табак. В 1619 году он одним из первых стал использовать на плантации труд негров-рабов, в общем, был прогрессивно мыслящим для своего времени человеком и в итоге навсегда вошел в историю табачной промышленности и в историю Америки. В том же 1619 году Джеймстаун стал столицей штата Виргиния. Однако в 1676 году город был практически уничтожен во время одного из самых крупных в истории Америки индейских восстаний, Baconis Rebellion, после чего пришел в относительный упадок и в 1698 утратил статус столицы штата.

Сын Покахонтас, Томас Рольф, воспитывался в Англии на попечении дяди, Генри Рольфа. Однако в 20 лет он вернулся на родину своей матери, стал офицером местного ополчения и командовал пограничным фортом на Джеймс-Ривер.

Джон Рольф скончался в 1676, в год восстания, однако умер ли он своей смертью (а ему должно было быть около 90 лет) или был убит во время резни, учиненной индейцами в городе, точно неизвестно.

В последующие годы история Покахонтас, капитана Смита и Джона Рольфа постепенно стала одним из любимых виргинских, а потом и всеамериканских мифов. Множество людей в Виргинии и за ее пределами ведут свой род от Покахонтас, а упоминания о ней и ее потомках встречаются во многих литературных произведених. Вот что пишет, например, Майн Рид в романе "Оцеола, вождь Семинолов": "В моих жилах есть примесь индейской крови, так как мой отец принадлежал к семье Рэндольф с реки Роанок и вел свое происхождение от принцессы Покахонтас. Он гордился своим индейским происхождением – почти кичился этим. Быть может, европейцу это покажется странным, однако известно, что в Америке белые, у которых есть индейские предки, гордятся своим происхождением. Быть метисом не считается позором, особенно если потомок туземцев имеет приличное состояние. Многие тома, написанные о благородстве и величии индейцев, менее убедительны, чем тот простой факт, что мы не стыдимся признать их своими предками. Сотни белых семейств утверждают, что они происходят от виргинской принцессы. Если их притязания справедливы, то прекрасная Покахонтас была бесценным кладом для своего мужа".

Изображение Покахонтас и поныне украшает флаг и печать города Хенрико.

Ну а после того, как был изобретен кинематограф, миф о Покахонтас – индеанке, которая помогала бледнолицым – был неоднократно и в разных вариантах запечатлен на кинопленке. Первой картиной о Покахонтас стал одноименный немой фильм 1910 года, ну а последним на данный момент числится проект Теренса Малика "Новый мир".

[Oksnia]

Пляска смерти

Теплым августовским вечером 1905 года некий Жан Ланфре, обычный швейцарский крестьянин, вернувшись с работы, взял ружье и выстрелил в голову своей беременной жене. Затем повернулся и вторым выстрелом хладнокровно убил четырехлетнюю дочь, которая вышла на шум из соседней комнаты. Несколько минут спустя он всадил третью пулю в другую дочь — двухлетнюю малышку, беззаботно спавшую в своей кроватке. После чего вышел на двор, намереваясь застрелиться, но, как часто бывает в плохих голливудских фильмах, просто мирно уснул. Соседи, прибежавшие на шум, нашли господина Ланфре мертвецки пьяным. Как показало следствие, в тот день он выпил около трех литров вина, несколько чашек кофе с бренди, несколько рюмок коньяка и ликера, а еще... два стакана абсента.

Современники обратили внимание только на абсент. В газетах поднялась шумиха, общественные организации за считанные дни собрали больше 80 тысяч подписей под петицией властям. Несколько месяцев спустя абсент в Швейцарии был официально запрещен. Через несколько лет аналогичный запрет ввели в Нидерландах, Соединенных Штатах Америки и Франции. Вскоре к ним присоединились Германия, Италия, Бельгия, Болгария. По сути, это означало конец целой эпохи, долгого XIX века, история которого частенько писалась с бокалом горькой полынной настойки в руке.

За этим напитком, который по причине характерного изумрудного цвета иногда называли «зеленой феей», давно закрепилась дурная слава. Ему приписывали многочисленные жертвы среди всех слоев населения, хронический алкоголизм и тяжелые психические расстройства. Жуткая история с Ланфре стала лишь катализатором копившегося недовольства. А начиналось все довольно мирно.

Между Сциллой и Харибдой
Абсент был создан в конце XVIII столетия исключительно в медицинских целях. По сути речь идет о классическом биттере – горькой травяной настойке на спирту, призванной справляться с желудочными расстройствами и улучшать циркуляцию крови. По одной из версий его придумали в 1792 году сестры Энрио, державшие аптеку в небольшом швейцарском городке Куве и продававшие свои снадобья через врача Пьера Ординера. По другой этот французский эмигрант, бежавший от ужасов якобинского террора, сам разработал оригинальную рецептуру.

Абсент представляет собой алкогольный напиток крепостью от 70 до 85 градусов, обычно зеленого, реже желтого, красного или коричневатого цветов. Его делали путем мацерации, т.е. настаивания на спирту многочисленных ингредиентов с последующей дистилляцией. Для изготовления первоначальной настойки использовали мяту, мелиссу, фенхель, ромашку, лакрицу, дягиль, анис, петрушку, кориандр. А еще горькую полынь. Именно она, а точнее содержавшийся в ней туйон, наделяла абсент его магическими, такими притягательными и такими опасными свойствами. Это вещество относится к разряду конвульсивных ядов, а называется так потому, что было обнаружено в эфирных маслах некоторых хвойных деревьев из семейства туи. В небольших количествах туйон приводит к резкому возбуждению нервной системы. Передозировка вызывает судороги и потерю сознания. А хроническая интоксикация грозит серьезными психическими расстройствами и глубокой депрессией с суицидальными намерениями.

Строго говоря, опасность заключалась не в самом туйоне и даже не в абсенте, а в том, что в какой-то момент напиток, задуманный как лекарство, стал рядовым алкогольным продуктом массового потребления. Это произошло довольно быстро. Уже около 1798 года предприниматели Анри Дюбье и Анри-Луи Перно наладили его производство в больших объемах. Бизнес резко пошел в гору, и в 1805 году они открыли завод в Понтарлье, ставший на долгие десятилетия одним из основных мест изготовления абсента. А вскоре его стали делать практически по всей Европе.

Поверх барьеров

Абсент очень быстро обрел популярность среди всех слоев населения. Им увлекались светские аристократы и боевые офицеры, представители богемы и самые что ни на есть простые работяги. Во время колониальных войн первой половины XIX века абсент стал важной частью рациона французских солдат от Мадагаскара до Индокитая, поскольку считалось, что он помогает от заразных тропических болезней. При этом его пили совсем не медицинскими дозами. Во второй половине того же столетия абсентом наслаждались английские кокни, таким окольным путем приобщаясь к недоступному для них миру декадентствующей богемы, погрязшей в пьянстве, разврате и наркотиках.

Трудно назвать сколько-нибудь значительного европейского художника, артиста или писателя эпохи fin de siècle, который регулярно не воздавал бы должное «зеленой фее». Рембо, Верлен, Доусон, Мюссе, Уайльд, Дега, Гоген, Пикассо — это если назвать только тех, кто сразу приходит на ум. «Любители абсента» стали постоянными персонажами многих художественных произведений того времени. Эпатажный Тулуз-Лотрек, добрый ангел неутомимых развратниц из Мулен Руж, постоянно носил с собой трость, наполненную абсентом. А гениальный колорист, страдавший болезнью Блейлера — Ван Гог, при жизни большой поклонник «зеленой феи», мистическим образом был похоронен именно под туей. Когда пятнадцать лет спустя вскрыли могилу, то увидели, что жадное дерево намертво вцепилось корнями в его останки.

Цена вопроса

Однако главной причиной неистовой популярности абсента была, конечно, не столько его богемность, сколько могучая крепость и обескураживающая дешевизна. Во второй половине XIX века в Париже за стакан горькой полынной настойки брали всего 15 сантимов, а в подворотнях возле центрального рынка хватало и 10. Для сравнения буханку хлеба можно было купить примерно за 50 сантимов, а бутылку вина за один франк. Стоит ли удивляться, что за тридцать с небольшим лет потребление абсента выросло в разы — с 700 тысяч литров в 1874 году до 36 миллионов литров к 1910 году.

Доступность абсента имела вполне объективные причины. Во-первых, эпидемия филлоксеры, поразившая европейские виноградники, привела к резкому удорожанию виноградного спирта. Поэтому со второй половины XIX века производители перешли на спирт-ректификат, стоивший примерно в 8-10 раз дешевле. Во-вторых, в то же время заметно улучшаются условия жизни городских рабочих в ведущих европейских странах и в США. Их зарплаты выросли, а рабочий день, напротив, сократился. У сотен тысяч людей появились очень скромные, но все-таки излишки, которые они, не раздумывая, тратили на дешевую крепкую выпивку. В-третьих, по причине все той же филлоксеры заметно сократились объемы производства вина. И на его место неизбежно пришел другой напиток.

Регулярное потребление большого количества очень крепкого алкоголя было опасно само по себе. Недаром среди любителей «зеленой феи» цирроз печени и белая горячка были совершенно рядовыми явлениями. Вдобавок огромный спрос привел к появлению на рынке множества недобросовестных производителей, которые использовали для изготовления настойки особенно токсичные виды полыни и добавляли в нее другие яды, например, сурьму, которая придавала мучнистому цвету напитка красивый матовый оттенок. Стоит ли удивляться большому количеству жертв «зеленой феи»? Люди банально травились и спивались.

Наконец, следует признать, что в старом абсенте концентрация туйона порой была очень высокой. И если сегодня законодательство ЕС устанавливает норму содержания туйона примерно в 10 миллиграммов на литр, то сто лет назад эта цифра могла составлять и 60, и 100, и 200, даже 300 миллиграммов на литр. Туйон в сочетании с алкоголем представлял собой классическую наркотическую смесь стимулятора и депрессанта, причем в очень высоких дозах. Легкой и гораздо более дружелюбной версией аналогичной по воздействию смеси является, например, кофе с коньяком.

Приводил ли к психическим расстройствам именно туйон, содержащийся в абсенте, неясно. Во всяком случае, убедительных доказательств на сей счет так и не было представлено, хотя исследований проводилось немало, а опасность употребления концентрированного туйона не вызывала сомнений. Врачи, со второй половины XIX века наблюдавшие хронических абсентистов в психиатрических лечебницах, не могли точно сказать, что лежало в основе заболеваний их подопечных — экстракт горькой полыни в сочетании с крепким алкоголем или непомерное потребление. Возможно, и то, и другое.

Жизнь после смерти
Остается сказать несколько слов о том, что происходило с абсентом после того, как около 1915 года несколько ведущих мировых держав подвергли его остракизму. Прежде всего, он никуда не исчез, хотя резко потерял рынок. Культурная память, связанная с потреблением абсента, все время сохранялась в богемной среде. «Зеленой феей» активно наслаждались Кроули, Хемингуэй, Лоури, Моэм, Ремарк, кстати, посвятившие ей немало проникновенных страниц. А в наши дни среди ее больших поклонников числится Джонни Депп.

Испания и Чехия никогда не вводили никаких запретов на производство и потребление абсента. Поэтому в 1912 году Перно перенес свой завод в Таррагону, а самый известный в мире бар абсента (Marsella) и по сей день находится в старинном китайском квартале Барселоны. Альбин Хилл создал в 1920-х годах один из известнейших заводов в Чехии. Предприятие активно функционировало до национализации в 1948 году, а спустя полвека успешно возобновило работу. После падения железного занавеса именно его продукция открыла в Европе новую эру абсента. Кстати, традиция поджигать сахар при создании смеси настойки с водой зародилась относительно недавно именно в Чехии и не имеет никакого отношения к классическому французскому ритуалу.

Официальный запрет на производство абсента был снят в 2004 году, когда парламенты Швейцарии и Нидерландов проголосовали за отмену законов вековой давности. Правда, современная полынная настойка далека от своей скандально известной прабабки. Во-первых, в ней вообще может не быть туйона, или количество его минимально — до 10 миллиграммов на литр. Только один швейцарский производитель выпускает промышленный абсент с содержанием 60 миллиграммов на литр и еще один чешский с содержанием 100 миллиграммов на литр. Но это редчайшее исключение, не способное изменить общей картины. Во-вторых, наряду с традиционной мацерацией и обычной дистилляцией ряд производителей сегодня используют так называемую вакуумную дистилляцию при низких температурах, что позволяет получать очень мягкие и органолептически насыщенные спирты. Изготавливаемый из них абсент не нужно подслащивать, а разбавлять можно и в меньших пропорциях.

Абсенту, конечно, никогда не вернуть былой славы. Благодаря целенаправленной политике государственной власти за последние сто лет в Европе и Америке существенно изменилась культура потребления алкогольных напитков, а рынок плотно поделен между пивом, вином и традиционными дистиллятами (виски, ром, текила, бренди, граппа и пр.). При таком раскладе абсент обречен оставаться сугубо нишевым продуктом для очень небольшой целевой аудитории — убежденных ценителей и немногих любопытствующих. Но, может, оно и к лучшему.

Александр Сидоров

[Только зарегистрированные пользователи видят ссылки. Регистрация в клубе]

[Oksnia]

Словно бы по воле жестокой иронии места, наделенные многочисленными сокровищами древних цивилизаций, оказались в фокусе наиболее проблемных конфликтов на нашей планете.
Увы, когда войны угрожают уничтожить величайшие памятники истории, людям остается лишь оценивать масштабы невосполнимых потерь.

Давайте посмотрим, чего лишилась наша цивилизация... буквально за последние десятилетие (((

1. Большая мечеть в Самарре, Ирак

Построенная в 9 веке на реке Тигр к северу от Багдада, когда-то она считалась самой большой мечетью в мире. Главной деталью постройки выступала башня Малвия – 52-метровый минарет, обвитый спиралевидными пандусами для желающих подняться на нее прихожан. В 2005 году во время нападения повстанцев на позиции НАТО постройка была взорвана, в результате чего вершина минарета и окружающие ее стены оказались полностью уничтоженными.


Самарра - город в центральной части Ирака, в 120 км к северо-западу от Багдада, лежащий на восточном берегу р. Тигр.
Основан в 836 г. халифом аль-Мутасимом из династии Аббасидов (сыном легендарного Харуна ар-Рашида); ему же, по легенде, принадлежит и авторство названия (от арабск. surra man ra’a, «кто увидит, возрадуется»).

архитектурным бриллиантом, прославившим не только Самарру, но и Ирак в целом, стала Большая мечеть – гигантское здание, в котором без труда размещалось около 80 000 мусульман, регулярно наводнявших площадь святого места для совершения намаза.
Только представьте громадный двор, внушительный молитвенный зал и высоченный минарет за неприступной стеной с полукруглыми башнями и шестнадцатью входами – и все это на территории в 38 000 квадратных метров.
Стену и другие постройки древнего архитектурного ансамбля украшает стеклянная мозаика в ультрамариновых тонах, тонкая резьба и искусная лепнина. На создание Большой мечети потребовалось почти 4 года – комплекс возводился с 847 по 852 гг, и на момент окончания строительства грандиозного комплекса это была самая большая и незаурядная постройка среди всех исламских сооружений.

минарет Малвия, прославившийся на весь мир своей высотой и замысловатой формой.
Ширина лестницы составляет 2,3 м – такое расстояние запросто позволяло аль-Мутаваккилу добираться до высшего витка пандуса верхом на священном белом египетском осле. Оттуда, с вершины, открывается дивная панорама на окрестности города и долину реки Тигр. Название минарета означает «скрученная ракушка», что подразумевает спиральную форму лестницы, вьющейся вдоль стен минарета.
В зависимости от времени суток и под воздействием освещения стены мечети и минарет преображаются, приобретая то соломенный, то янтарный, то кирпичный, а то золотисто-розовый оттенок.

[Oksnia]

2. Бамианские статуи Будды, Афганистан

Наиболее впечатляющим наследием буддизма в раздираемой войной стране некогда можно было назвать высочайшие в мире статуи Будды, возвышающиеся на 53 и 35 метров. Эти монументы, вырезанные из песчаника, простояли около 1500 лет, пока талибы, считая памятники проявлением идолопоклонства, не уничтожили их при помощи динамита.

Бамианская долина расположена в центральной части Афганистана, менее чем в 200 км северо-западнее Кабула. В долине находится современный город Бамиан — центр одноимённой провинции Афганистана.

Долина представляет собой единственный удобный проход через Гиндукуш, поэтому издревле служила торговым коридором.

Во II веке здесь возникли буддийские монастыри. При царе Ашоке было начато строительство гигантских статуй, завершившееся только через двести лет. В V веке китайский путешественник пишет о десяти монастырях, которые населяли тысячи монахов. Обширные пещерные комплексы, вырубленные в скалах, служили постоялыми дворами для паломников и торговцев. В XI веке долина была присоединена к мусульманскому государству Газневидов, однако буддийские святыни тогда не были разрушены. В долине вырос город Гаугале, украшенный прекрасными мечетями.

Уникальными являются две гигантские статуи Будды, входившие в комплекс буддийских монастырей в Бамианской долине. В 2001 году, вопреки протестам мировой общественности и других исламских стран, статуи были варварски разрушены талибами, считавшими, что они являются языческими идолами и подлежат уничтожению.

Кстати, эти статуи не раз переносили нашествия враждебных буддизму людей. Первый раз долину опустошил Чингиз-хан, а второй раз она была присоединена к к мусульманскому государству Газневидов, однако и в первом и во втором случае завоеватели оставляли гигантские скульптуры нетронутыми.

По описанию путешественников, побывавших в долине Бамиан с Iпо Xвв блеск золотых украшений, покрывавших статую большого Будды ослеплял взоры, складки одежды, по контрасту к самой фигуре, высеченной из скалы, сделаны из гипса и вылеплены поверх каменного изображения, сверху покрытыкраской обогащения расплавленным металлом (вероятно, бронза). Драпировка одежды была выполнена по уникальной технологии, благодаря которой при порывах ветра слышался мелодичный звон. 1500 лет, статуи Будд и скальные святилища в Бамиане являлись олицетворением славы, роскоши, стабильности и процветания в Афганистане во время своего расцвета и гармонии со своими соседями.

До 3 века, Афганистан был древней Бактрией, одной из провинций в составе Персидской империи Ахеменидов. Позже Бактрия присоединилась к Кушанскому царству. Проходящий через Афганистан Шёлковый путь способствовал распространению буддизма из Индии в этом регионе в первом веке нашей эры.

А ещё в Кушане покровительствовали искусству и религии, именно поэтому произошло внедрение буддийского в бактрийских стиль, который до этого находился под влиянием эллинистического искусства.

Исламизм был введен в Бамиан в 11-м веке нашей эры, когда центральная часть Афганистана находилась под властью султана Махмуда Chazna (998 — 1030). А город Джулджул (Бамиан) стали корректировать по образцу области Хорасан Ирана.

В следствие этого появились крепостные стены, башни, крепости, земляные сооружения и цитадели. В начале 13 века армия Чингисхана разрушила город Бамиан до последнего камня и разграбила буддийские монастыри. Не тронули только статуи Будды. В 17 веке император Моголов Аурангзеб приказал своей армии отстрелить ноги большому Будде.

Долина к тому времени уже была заброшена. И только в середине 19 века, пещеры стали заселяться и использовались в качестве убежищ для домашних животных. В 1979 году в городе Бамиане было около 7000 жителей.

В 1970-х -1980-х годах, долина использовалась советскими военными.

В 2001 году большие статуи Будды были разрушены талибами. Когда талибы и их покровители из «Аль-Каиды» были в зените власти в Афганистане. Боевики, во исполнение указа о разрушении «богов неверных» приложили максимум усилий. Это произошло в марте, операция проводилась в течение двух недель. Вначале несколько дней статуи расстреливались из 2-х зенитных орудий и артиллерии, затем в ниши у основания были заложены противотанковые мины и, наконец несколькоместных жителей Хазара, опустили на веревках вниз скалы, где они заложили взрывчатку в основание и плечи двух Будд и разорвали статуи на куски.

Семь лет, археологи и добровольцы со всего света делали всё, что в их силах, чтобы возрадить эти символы буддистского наследства Бамиана. Груды разрушенного камня были сложены в укрытии из рифленого железа и пластмассы, возведённого там, где однажды стояли Будды. Сейчас учёные спорят, должны ли статуи быть восстановлены и если должны, то как. Ведь совсем немного аутентичной штукатурки и камня сохранилось. Складывание их вместе снова было бы родственным складыванию паззла состоящего из миллионов частей — но без исходного изображения, напечатанного на крышке. Однако, Хабиби Сараби, губернатор Бамиана, полагает, что восстановление Будд важно для психологического климата в ее области. «Будды были частью жизни людей в Бамиане, – рассказывает она. – Теперь пустые ниши Будд влияют на пейзаж, подавляя людей».

Абдул Ахад Абасси, глава отдела по реставрации и консервации исторических памятников Афганистана, видит определённый шаблон в усилиях Талибана уничтожить Будд. Один из ранних Исламских королей Афганистана прорвался в 11-ом столетии в пещеры, разбивая идолов. В конце 19-ого столетия мать короля Абдулы Рахмана стреляла в стоящих Будд из орудий. Афганская история, по его словам, заполнена личностями, которые пытались стереть прошлое. Однако они также являются частью наследия Афганистана — наследия, которое он обязан по работе сохранять. Несмотря на всю зверскость, это наследство Талибана — важная часть недавнего прошлого Афганистана.

Пустые ниши Бамиана – напоминание о жестокости, о которой нельзя забыть — восстановление Будд было бы своего рода стиранием памяти. «Существующее состояние Будд — само по себе выражение нашей истории, – считает Абасси. – Независимо от того, насколько хорошим или плохим был Талибан, мы не можем вырвать эту страницу из книги».

Губернатор Сораби видит соломоново решение примеряющее недавнюю историю Афганистана с его древней культурой. «Мы имеем несколько пустых ниш, этого достаточно, чтобы напомнить о темных страницах нашей истории, – считает она. –Восстановив одного Будду, мы можем оставить другого разрушенным».

Группа специалистов из Мюнхенского университета (ФРГ) выступила с заявлением о принципиальной возможности реконструкции одной из статуй Будды в Бамианской долине Афганистана, взорванных талибами в 2001 году.

Всемирно известные скульптуры (одна высотой 53 м, а вторая — 35 м) никому не мешали в течение полутора тысяч лет, пока исламисты не сочли их «отвратительным проявлением идолопоклонства».
Скрупулёзно изучив сотни фрагментов изваяний, исследователи во главе с профессором Эрвином Эммерлингом пришли к выводу, что меньшая статуя подлежит восстановлению. Насчёт второй, глубина (толщина) которой достигала 12 м, учёные настроены скептически.

Но и возрождение 35-метровой статуи не будет лёгким междудельем. Даже если не брать во внимание политические и прочие внешние сложности, практическое воплощение сего благого намерения связано с рядом трудностей. Придётся либо построить в Бамианской долине специальное производство, либо придумать, как перевезти 1 400 осколков массой около 2 т каждый в Германию.

Причем, по словам ученого, решение необходимо принять как можно скорее, поскольку песчаник, из которого были вырезаны статуи, очень хрупок, и обломки, несмотря на все усилия по их консервации, уже через несколько лет утратят форму, пригодную для восстановления статуи.

Существует вот такая теория появления этих статуй:

Трудами посвящённых атлантов, переселившихся в центральную Азию после затопления Атлантиды, была создана модель пяти коренных рас в масштабе 1:1 в виде статуй, выдолбленных в скалах. Эти статуи находились в сегодняшнем Афганистане в Бамианской долине. В Тайной Доктрине Е.П.Блаватской даны наиточнейшие описания этой модели пяти коренных рас. Здесь стоит полностью привести эту цитату

«… о Бамьянских статуях. Что это за статуи и какова местность, в которой они простояли на протяжении бесчисленных веков, противостоя катаклизмам, совершавшимся вокруг них, и даже руке человека, как например, при нашествии орд Тимура и воинов вандалов Надир-Шаха? Бамьян представляет собою маленький, жалкий, полуразвалившийся городок в Центральной Азии на полдороги между Кабулом и Бал’ом, у подножия Кох-и-баба, огромной горы цепи Паропамиза или Гиндукуша, около 8500 ф. над уровнем моря. В древние времена Бамьян был частью древнего города Джулжул, разграбленного и разрушенного до последнего камня Чингис Ханом в XIII-ом столетии. Вся долина окаймлена колоссальными скалами, которые полны частью естественными и частью искусственными пещерами и гротами, однажды обиталищами буддийских монахов, основывавших в них свои Вихары. Подобные Вихары встречаются в изобилии и посейчас в высеченных в скалах храмах Индии и в долинах Джелалабада. Перед некоторыми из этих пещер были открыты или, вернее, вновь открыты в наше столетие пять огромных статуй, которые рассматриваются, как Изображения Будды, ибо знаменитый китайский путешественник Сюань-Цзан говорит, что он видел их при посещении им Бамьяна в седьмом веке.

[Oksnia]

3. Древний город Босра, Сирия

Это место, бывшее однажды столицей арабской империи римлян, населяли люди в течение 2500 лет. Центром выступал великолепный театр, датирующийся вторым веком. Этот памятник архитектуры столетиями оставался сохранным, вплоть до минометного обстрела, серьезно повредившего его конструкции во время нынешнего вооруженного конфликта.

[Oksnia]

4. Нории Хама, Сирия

Эти 20-метровые колеса были впервые описаны в 5 веке как успешно исполненная оросительная система. Семнадцать деревянных норий (машин для подъема воды в водопровод) сохранились до наших дней и стали основным туристическим центром города Хама. Однако заинтересованные ученые с сожалением отмечают, что в 2014 году несколько колес было сожжено боевиками.

[Oksnia]

5. Цитадель Алеппо, Сирия

Эта крепость возвышалась здесь по меньшей мере четыре тысячи лет, став свидетелем торжества Римской, Монгольской и Османской империй. Практически не изменившись с 16 века, этот объект всемирного наследия был знаменит не только в Сирии, но и во всем мире. Во время недавних боевых действий цитадель была использована в качестве военной базы и некоторые из ее исторических зданий оказались разрушены.



Алеппо (арабск. [халаб]) — город и провинция с таким на названием на севере Сирии. Население города составляет порядка 2 млн. человек. Алеппо — второй по величине город Сирии после Дамаска. Он один из самых старых городов, известный в античное время как Хальпе (Khalpe), для греков он был Бероэ (Beroea), а для турков как Халеп (Halep). Город занимал стратегически важное место на пересечении торговых путей между морем и р. Евфрат. Название «Халаб» означает — «дал молока» и происходит от древней легенды, которая гласит, что на месте города жил Авраам и давал всем проходящим мимо путникам напиться молока.

Цитадель Алеппо расположена в центре города. Основатель крепости Саиф-аль-Дола (Sayf al-Dawla). Наиболее значимую роль крепость имела во времена Крестовых походов, являясь опорным пунктом попеременно то одной, то другой стороны. Строительство же крепости заняло 13 лет и велось с 944 по 967 гг. н. э.

В первом десятилетии XIII века цитадель превратилась в богатейший город. Внутри были расположены дворцы и бани, мечети и усыпальницы, арсенал и площади для тренировки солдат, цистерны с водой и амбары для хранения зерна.

Наиболее значительное дополнение аль-Гхази — Великая Мечеть, построенная в 1214. Она расположена в самой высокой точке Цитадели и вместе с минаретом (высотой 21 метр) существено увеличила дальность обзора для защитников крепости, став одновременно как военным так религиозным центром крепости.

В 1213 г. аль-Гхази перестроил вход в крепость. Через ров был построен огромный мост, состоящий из восьми арок. Снизу он упирается в ворота с двумя башнями, что-то вроде европейского барбакана. Сверху мост упирается во Врата Змей и Врата Двух Львов.

В 1259 г. Алеппо подвергся нападению в монголов, которые сильно повредили стены и здания цитадели. В 1300 они вернулись вновь, а в 1400 Тамерлан сумел сломить сопротивление защитников крепости заполнив ров телами своих погибших воинов.

В 1415 г. мамлюкский губернатор Алеппо, принц Саиф аль-Джакам (Sayf al-Jakam) получил разрешение восстановить крепость после монгольского нашествия

в 1410. Наиболее значительным дополнением стал мамлюкский дворец, который по высоте превосходит башни при входе в цитадель.

В 1516 г. Алеппо был захвачен Оттоманской империей. Впоследствии военная роль цитадели постепенно стала уменьшаться и город стал расширяться за пределы крепостных стен.

В 1986 г. Цитадель Алеппо была занесена в список объектов Всемирного Культурного Наследия как «Древний город Алеппо» (англ.«Ancient City of Aleppo»).

Внутри цитадели расположены две мечети — Малая Мечеть и Великая Мечеть аль-Гази. Большая Мечеть имеет несколько структур, которые видны снаружи наверху насыпи, она была выкопана и восстановлена. Одна Мечеть – Мечеть Авраама (по преданию, на этом месте жил Авраам. Он выращивал коров и молоко, полученное от них, раздавал бедным). Она приписывается Нур аль Дину благодаря надписи датированной 1167 г. Большая Мечеть Цитадели, была восстановлена Гази в 1214 г. Эта вторая мечеть отличается своей красотой и величием. Снаружи отделена каменным двором, в котором три вечнозеленых растения, находящиеся в центре.

Также особенностью цитадели было и то, что в период Айюбидов она была одновременно дворцом и местом жительства правителей. Этот дворец включает комнаты отдыха и хамам. Также в Цитадели есть амфитеатр, который был полностью перестроен в 80х г. XX века. Были добавлены новые каменные сиденья и современная звуковая и светоаппаратура для возможности проведения фестивалей и концертов.

Другой достопримечательностью Старого города, являются старинные торговые районы Алеппо — Джейда и Тайба со средневековыми домами, где жизнь кипит и по сей день. Здесь множество караван-сараев и рынков. Помимо этого, в Старом городе интересны мечеть аль-Джами аль-Кабир 1090 года и мечеть Джами-Кыкан 13 века, в которой был найден каменный блок с хеттскими письменами. Археологический музей Алеппо содержит уникальные экспонаты, найденные в ходе раскопок древних городов, таких, как Эбла и Мари, а Музей Популярного Искусства и Традиций содержит обширную этнографическую коллекцию.

В 50 км юго-западнее Алеппо находятся руины древнего города-государства Эбла, которое процветало здесь в 3 тысячелетии до н.э. Археологами были раскопаны остатки царского дворца, несколько храмов и ворот. Но самой главной находкой стала царская библиотека, где хранилось более 17 тысяч глиняных табличек и их фрагментов c клинописью на эблаитском и шумерском языках, среди которых — самый древний в мире словарь.

В окрестностях Алеппо интересны остатки базилики Симеона-Столпника (Калат-Самаан). Она была построена в 60 км западнее Алеппо в 490 году при императоре Зеноне в память о первом христианском столпнике Симеоне. Она стала одной из самых больших базилик античного периода. Проект был оригинален: центром собор являлся столп, где 40 лет молился Симеон. До сегодняшнего дня сохранился лишь небольшой обломок столпа и его основание. В 10 веке вокруг неё были построены фортификационные сооружения, вместе с базиликой их назвали крепостью Симеона-Столпника.

[Oksnia]

6. Нимруд, Ирак

Древний ассирийский город возле провинции Ниневия, располагавшийся на территории современного Ирака, обладал бесчисленными сокровищами, в числе которых были статуи, памятники и драгоценные камни. После вторжения в 2003 году он был опустошен вследствие грабежей. Многие из украденных ценностей можно обнаружить сейчас в музеях за рубежом.

[Oksnia]

7. Крак де Шевалье, Сирия

Замок крестоносцев 11 века пережил столетия битв и стихийных бедствий, став объектом Всемирного наследия. В 2013 году его стены были сильно повреждены после воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, когда внутри замка заняли позиции повстанцы.

Судя по фотографиям неимоверной красоты был....

Крак де Шевалье (Krak des Chevaliers или Сraс des Chevaliers — «крепость рыцарей» на смеси французского и арабского). Замок возвышается на высоте приблизительно 500 м. над долиной Эль-Букейя (El-Bukeia) в Сирии и занимает стратегическую позицию вдоль единственного пути из Антиохии в Бейрут и к Средиземному морю. На востоке от него находится Хомс, на западе Антиохия, на севере — Триполи и, наконец, на юге — Бейрут. Замок — один из наиболее красивых замков крестоносцев.

Первые упоминания о Крак де Шевалье мы находим в мусульманских хрониках, где она называется «Крепость Курдов» (Hisn al-Akrad). С 1031 г.по приказу эмира Алеппо в нем располагался курдский гарнизон. Во время Первого Крестового похода в 1099 г. крепость была захвачена Раймоном Сен-Жильским (фр. Raymond de Saint-Gilles), но была оставлена, когда крестоносцы продолжили свой марш к Иерусалиму. Все были настолько охвачены идеей овладеть Священным городом, что замок в итоге остался «беспризорным».

Европейцы в средневековье совершали широко известные Крестовые походы в Палестину за Гробом господним, огнем и мечом насаждая по дороге свою культуру, совершенно чуждую мусульманам. 11-13 века ознаменовались массой кровопролитных сражений между христианами и арабскими народами. И одним из главных памятников о тех суровых временах стала крепость крестоносцев Крак де Шевалье, расположенная на территории современной Сирии, к востоку от ливанского города Триполи на вершине утеса высотой более 650 метров.

До прихода европейцев замок был довольно маленький, и назывался «Замок курдов». Его занимал курдский гарнизон эмира Алеппо, охранявший земли от вторжений. В 1099 году Раймунд IV, граф Тулузский с большим трудом захватил крепость во время Первого крестового похода – осаждающих подгоняла мысль о сокровищах, скрытых за стенами. Французы не могли долго оставаться в укреплении – им нужно было продолжать свой поход к Иерусалиму. Поэтому скоро крестоносцы оставили «Замок курдов».

В 1102 г. Раймон вернул себе крепость, однако только Танкред (фр. Tancrede) смог взять крепость полностью под свой контроль и оставить в ней франкский гарнизон под флагом графства Триполи в 1110 г.

В 1142 г. Раймон II, граф Триполи (фр. Raymond II)передал крепость Ордену Госпитальеров имени Святого Иоанна Иерусалимского. Благодаря этому приобретению Госпитальеры (еще их называли иоанниты) смогли расширить свое влияние вплоть до Озера Хомс на востоке.

Иоанниты перестроили замок, сделав его самой крупной крепостью Святой Земли, добавив внешнюю стену толщиной 30 м. и семь сторожевых башен с толщиной стены 8–10 м. Одну из таких башен занимал Великий Магистр Госпитальеров.

В 1157 сильное землетрясение серьезно повредило замок, и Раймон дю Пюи(фр. Raymond du Puy), Великий Магистр Госпитальеров, решает отстроить замок заново и обращается за финансовой помощью к королю Богемии (фр. Boheme).

В 1163 г. Нуреддин атакует замок, однако его армию разбита наголову еще у подножия крепости неожиданной атакой франкской кавалерии. После победы Госпитальеры становятся самостоятельной независимой силой на границе Триполи. Повторное неудачное нападение Нуреддина на крепость пришлось на 1167 г. В 1170 г. очередное землетрясение сотрясает Крак де Шевалье и крепость вновь приходится перестраивать.

Даже Саладину не удалось взять Крак де Шевалье. Во время осады в 1188 г.у стен крепости арабам удалось пленить кастеляна, хранителя ключей от дверей замка. Воины Саладина подвели его к стенам крепости и потребовали, чтобы он приказал гарнизону открыть ворота. Кастелян сначала отдал по-арабски приказ сдать крепость, но потом, уже по-французски, приказал сражаться до последнего человека. Кстати, аналогичный случай произошел и при осаде замка Бофор неподалеку.

После смерти Саладина в 1193 г. мусульманский союз распался, что дало защитникам замка небольшую передышку. Наступил «золотой век» крепости. В то время Крак де Шевалье мог вмещать 50–60 Госпитальеров и до 2000 простых солдат с запасами провианта на 5 лет автономной жизни. Он занимал площадь около 2,5 га и был защищен двумя концентрическими стенами, независимыми друг от друга.

Скромный Замок курдов разросся до настоящего укрепленного комплекса, окруженного стеной толщиной от впечатляющих трех до чудовищных тридцати метров сплошной каменной кладки. Бойницы в этой стене выглядели как длинные коридоры. Возвели несколько дозорных башен, одну из которых занимал Великий Магистр ордена Рыцарей Мальты. Замок Крак де Шевалье включал в себя внутренние дворы, резервуар с запасом воды, многочисленные хранилища, скрытые внутри скалы, в том числе грандиозный 120-метровый зал для складирования награбленного богатства. Госпитальеры сделали все, чтобы замок мог выдерживать длительные осады и обосновались в нем на века. В результате он прославился как самая неприступная крепость в мире.

Много раз мусульмане приходили под его стены, чтоб изгнать чужеземцев. Много лет они пытались взять замок Крак де Шевалье приступом. При этом погибли тысячи человек. Безрезультатно: замок невозможно было успешно штурмовать, его нельзя было разрушить. Воистину, это была твердыня, неподвластная никаким усилиям. Благодаря замку в 1188 году госпитальеры отбили атаку самого Саладина, мусульманского воителя, освободителя Иерусалима, полководца, которого считали непобедимым. Но даже легендарный Саладин ничего не мог поделать с Крак де Шевалье, уйдя от его стен ни с чем.
Мусульманские войска нанесли крестоносцам длинный ряд тяжелых поражений в регионе. На протяжении 13 века христиане снова и снова пытались пробиться к Иерусалиму, но на сей раз мусульманские защитники стояли твердо. Крестовые походы закончились бесславно, принеся огромное количество страданий целым народам. Но замок Крак де Шевалье со своим гарнизоном из двух тысяч солдат по-прежнему стоял, и госпитальеры удерживали его все так же надежно, полностью доминируя на окрестной территории. 130 лет его не могли взять приступом! Все замки христиан в регионе пали, и только эта твердыня оставалась неприступной. Мусульмане приходили в отчаяние, теряя надежду на то, что им хоть когда-то удастся изгнать христиан из этих земель.

Мальтийские рыцари удерживали крепость крестоносцев до тех пор, пока общая обстановка не стала решительно способствовать изгнанию христиан из Святой земли. Сильный правитель, султан Бейбарс, объединивший в середине 13 века Египет и Сирию, наводнил своими войсками округу, отрезал снабжение, и мусульманские поселения перестали платить дань Крак де Шевалье. Это было начало конца. Но рыцари собирались биться до последнего человека, они отказывались сложить оружие. На помощь Бейбарсу пришли Мамлюк и Ибн Шаддад, и замок, окруженный полчищами врагов, принял последний бой в 1271 году.
Осадные машины и подкопы сделали свое дело – осаждающие путем чудовищных потерь смогли пробиться за пределы внешних стен. Гарнизон бился упорно: рыцари отступили в башни, и наотрез отказывались сдаваться. Взятие внутреннего двора означало новые жертвы, и Бейбарс приказал прекратить бой. Он пошел на хитрость: оставшимся в живых защитникам замка, укрывшимся в башнях, послали подложное письмо Магистра мальтийцев из Триполи, в котором он якобы давал разрешение сдать крепость. Лишь тогда, спустя 10 дней, остатки рыцарского воинства покинули свои убежища, и сдались на милость победителей. Так пал неприступный замок Крак де Шевалье.

Бейбарс проявил великодушие – он не казнил сдавшихся, а… отпустил их! Они отправились во Францию, подвергаясь по пути бесчисленным опасностям, но некоторым все же удалось добраться до родины невредимыми. Мусульмане сделали замок своей крепостью, восстановили разрушенные башни, достроили новые. Сегодня замок представляет из себя смесь христианских и мусульманских построек.

Крепость крестоносцев считается главнейшим образцом средневековой архитектуры, она включена в Список Всемирного Наследия Юнеско. .

Во время правления Мамлюков была укреплена южная стена и были добавлены несколько строений, в том числе турецкая баня и акведук. Нашествие монголов во главе с Тамерланом (1400 — 1401) и вторжение Оттоманской империи в 1516 г. обошли крепость стороной. В дальнейшем замок служил резиденцией губернатора, а в 1920 г. крепость перешла под контроль французского мандата

[Oksnia]

8.Могила Ионы, Ирак

В этом месте, согласно преданиям, покоится библейский пророк Иона вместе с зубом кита, проглотившего его. Могила датировалась 8 веком до нашей эры и имела большое значение для христиан и мусульман. Но в 2014 году боевики ИГИЛа взорвали ее, проводя кампанию против предполагаемого отступничества.

[Oksnia]

9. Пальмира, Сирия

«Оазис в Сирийской пустыне». По данным ЮНЕСКО этот арамейский город существовал со второго тысячелетия до нашей эры и обладал некоторыми из самых передовых архитектурных объектов того периода. К сожалению сейчас Пальмира полностью опустошена мародерами.

Из истории...

Пальмира (Palmyra, также известна под названием Tadmor‎) — в античные времена город очень важного значения, расположенный в оазисе в 215 км на северо-восток от Дамаска и в 120 км на юго-запад от Евфрата. На протяжении длительного времени Пальмира была важнейшим местом остановки для караванов, пересекающих Сирийскую пустыню, и часто называлась «Невестой пустыни». Самое раннее документальное свидетельство о городе обнаружено на вавилонских табличках, найденных в Мари. В них он упоминается под семитским названием Тадмор, что значит «отражающий атаки город» на аморитском языке или «непокорный город» на арамейском.

А когда-то все начиналось с Эфки — подземного источника с тепловатой водой, отдающей серой. Отчаянные путешественники, странники, купцы устраивали здесь привал, поили усталых верблюдов, коней и ослов, разбивали на ночь шатры. Со временем здесь вырос своего рода перевалочный пункт — бойкий перекресток купли-продажи. Потом он превратился в город таможен, постоялых дворов и харчевен. Город менял, торговцев, разносчиков, коновалов, бродяг, воинов, жрецов самых разных религий, лекарей, беглых невольников, мастеров всех профессий.

Здесь продавали рабов и рабынь из Египта и Малой Азии. Высоко ценилась шерсть, крашенная пурпуром; купцы, расхваливая свой товар, утверждали, что по сравнению с пальмирскими другие пурпурные ткани выглядят блеклыми, словно их посыпали пеплом. Из Аравии и Индии привозили пряности и ароматные вещества. Постоянно был спрос на вино, соль, одежду, сбрую, обувь.

Под сводами Триумфальной арки совершались сделки, стоял многоязычный гул, но Триумфальной ее назвали европейцы. В их представлениях арки и ворота ставятся для прославления громких военных побед и в честь великих полководцев. Но пальмирские зодчие решали другую задачу: двойные ворота арки были поставлены под углом и как бы скрадывали излом улицы, спрямляли ее.

В городе было много храмов, строили их весело, на совесть.

Пальмиры были многоязычным народом, скитальцы пустыни, они никак не хотели подчиняться одному богу. В своих религиозных ритуалах они чаще всего поминали Бэла — бога неба, ему посвящен один из самых интересных храмов на Ближнем Востоке (прообраз Баальбека). Храм выделялся среди всех строений города, имел центральный зал площадью в 200 квадратных метров. Вот тогда-то и разнеслась по Древнему Востоку слава о красоте и совершенстве Пальмиры.

В Пальмире был сооружен храм в честь бога Набо — сына Мардука, повелителя вавилонского неба. Набо ведал судьбами смертных и был посыльным у богов разноплеменного пальмирского пантеона. Выходец из Месопотамии, он уживался с финикийским Баальшамином, арабской Аллат и олимпийским Зевсом.

А земными делами Пальмиры ведали вожди, жрецы, богатые купцы, которые заседали в Сенате. Их решения утверждал губернатор, назначаемый из Рима. Император Адриан, посетивший Пальмиру, дал городу некоторую самостоятельность — отозвал губернатора, снизил налоги, власть передал местному вождю.

Шли годы, пролетали десятилетия, и постепенно Пальмира превратилась в один из самых процветающих городов на Ближнем Востоке. Так же как и в Риме, здесь устраивались гладиаторские бои, юноши сражались с дикими зверями. Франтихи из высших слоев общества одевались по последней римской моде, а то и опережали ее.

Детям давали римские имена, нередко в сочетании с пальмирскими.

Древние пальмирцы любили ставить памятники друг другу. Почти все колонны Большой колоннады, храмов и общественные здания имеют посередине каменные полочки, на которых стояли скульптурные изображения знатных и уважаемых людей. В свое время колонны Агары (пальмирский форум, окруженный портиками и уставленный бюстами) держали около 200 таких изображений.

Но понемногу пальмирские вожди перестали слушать Сенат, начали проводить свою политику. Правитель Пальмиры Оденат разгромил войска самого персидского царя, однако он хорошо понимал, что любая его попытка возвыситься вызовет в Риме страх и озлобление. Но независимо от его воли и Пальмира, и он сам приобретали все большее влияние на Ближнем Востоке.

Тогда Рим прибег (как это весьма часто бывает) к простому средству — физическому устранению человека. Римские власти страны Сури в 267 году (или в 266) пригласили Одената для обсуждения текущих дел в Эмессу (современный город Хомс). И там во время встречи он вместе со старшим сыном Геродианом пал от руки своего племянника Меона.

По другим историческим сведениям, в убийстве Одената принимала участие его жена Зенобия, которая была мачехой Геродиану. Она якобы хотела устранить их обоих, чтобы освободить дорогу к власти своему малолетнему сыну Вабаллату. Фактически же энергичная вдова правила самостоятельно. С ее именем связаны громкая слава Пальмиры, расширение границ государства. Она переносила тяготы военных походов не хуже любого из своих солдат.

На местном языке имя Зенобия звучало как Бат-Зобби. В переводе на русский это означает — дочь купца, торговца. Она была очень красивой женщиной, это видно даже на монетах, которые сохранили ее образ. «Матовая, смуглая кожа и черные поразительной красоты глаза, взгляд живой с божественным блеском. Она одевалась в роскошные наряды, умела носить военные доспехи и оружие».

По свидетельству древних летописцев, Зенобия была образованной женщиной, ценила ученых, благожелательно относилась к философам и мудрецам.

Римский император Галлиен надеялся, что второй сын Одената не сможет по малолетству управлять Пальмирой. Однако он не учел, что вдова, красавица Зенобия, умнейшая и образованнейшая женщина, была готова заняться государственной деятельностью. Ее учитель, знаменитый философ-сириец Кассий Лонгин из Эмессы, посоветовал ей возвести на престол Вабаллата и стать при нем регентшей. Она с большой осторожностью выжидала час изгнания римских легионов с Ближнего Востока, чтобы навеки утвердить в царстве, которое она создаст, власть своей династии.

До поры до времени Зенобия тщательно скрывала свои намерения в надежде, что ее сыну позволят унаследовать трон отца. Но Рим боялся усиления окраин и сохранил за правителем Пальмиры лишь титул вассального царька. И тогда Зенобия объявила войну могущественному Риму.

Римляне были убеждены, что войска Пальмиры откажутся идти в бой под командованием женщины. И сильно просчитались. Пальмирские начальники Заббей и Забда присягнули на верность Зенобии. Перешедшая на ее сторону армия вскоре овладела Сирией, Палестиной, Египтом, а на севере достигла проливов Босфор и Дарданеллы.

Военные победы Зенобии встревожили Рим. Римский Император Луций Домиций Аврелиан решил выступить против ее армии. После поражения при Хомсе Зенобия надеялась отсидеться в Пальмире, но выдержать длительную осаду не удалось. Оставалось только вывезти все богатства города и отступить за Евфрат — а там спасет ширина реки и меткость прославленных пальмирских лучников. Но конница Аврелиана следовала по пятам, и у самой реки Зенобию захватили в плен. Пальмира пала.

Это было семнадцать веков назад. Дальнейшая судьба Зенобии таинственна и порождает много догадок и предположений: будто своевольная царица была убита, будто ее в золотых цепях провели по Риму, будто выдали замуж за римского сенатора и она жила до самой старости.

Взяв Пальмиру, римские войска сбили статую Зенобии, но город не тронули. При императоре Диоклетиане здесь даже возобновилось строительство: резиденция Зенобии была превращена в римский военный лагерь, здесь расширили казармы, улучшили водопровод, возвели христианскую базилику.

Несколько раз пальмирцы поднимали восстание за независимость, но неудачно.

Постепенно городская знать покинула город, лишенные связей с Востоком ушли купцы, а вслед за ними без дела остались водители караванов, чиновники, искуснейшие ремесленники. И Пальмира начала чахнуть, превратилась в заурядный пограничный пост, место ссылок.

Арабы взяли ее без боя, горожане даже не могли оказать сопротивление. Да они уже и не жили в городе, а сбились за стенами святилища Бэла, налепили там множество темных и тесных глинобитных лачуг. Через 2–3 поколения никто уже и не помнил ни имен богов, ни названий храмов, ни назначения общественных зданий.

Потом на долгие годы пришли турки, которые сами не имели понятия о культуре подвластных им народов и другим не давали ее изучать. Раскопки были запрещены по всей Османской империи. Никому не было дела до прошлого, до блистательной истории умирающего теперь города. Пыль забвения скрыла Пальмиру от живой памяти человечества. Пальмиру пришлось открывать заново.

При римском императоре Тиберии (14—37 гг. н.э.) Тадмор был включен в состав провинции Сирии, и переименован в Пальмиру, «город пальм». После захвата римлянами Набатейского царства в 106 г. Пальмира стала самым важным политическим и торговым центром на Ближнем Востоке, переняв пальму первенства у Петры.

В 129 г. император Адриан пожаловал Пальмире статус «свободного города», дав жителям право свободного поселения и значительные торговые привилегии. В 217 г. император Каракалла дал Пальмире права колонии и назначил ее правителем сенатора Септимия Одената. Вскоре сам Оденат и его сын были убиты в результате мятежных заговоров. Правителем Пальмиры в 267 г. стала жена второго сына Одената — Зенобия, при которой город достиг наибольшего расцвета. Зенобия была очень амбициозной женщиной и даже заявила, что она ведет свой род от Клеопатры.

В 272 г. Пальмиру захватил император Аврелий и привез Зенобию в Рим в качестве своего трофея. В 273 г. Пальмира была разрушена до основания, и все жители были вырезаны в результате акта возмездия за мятеж местного населения, во время которого в городе было убито около 600 римских лучников.

В VI в. император Юстиниан пытался восстановить город и отстроил оборонительные сооружения.
В 634 г. город был захвачен арабами.
Сильнейшее землетрясение 1089 г. практически стерло Пальмиру с лица земли.
В 1678 г. Пальмиру обнаружили два английских купца, живших в городе Халеб в Сирии.
С 1924 г. в Пальмире активно ведутся археологические раскопки, проводимые учеными из Британии, Франции, Германии, Швейцарии, а с мая 1959 г. и Польши.
В 1980 г. организация ЮНЕСКО включила Пальмиру в список объектов, имеющих статус «Всемирного наследия».


История Пальмиры — сказочного города посреди пустыни и своеобразного «окна из Европы в Азию» — посредством поэтической метафоры оказалась связана еще с одним городом на земле — Санкт-Петербургом. В 1755 г. в петербургском журнале «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие» был опубликован краткий пересказ книги о Пальмире, опубликованной в 1753 г. в Лондоне английскими путешественниками Г. Доукинсом и Р. Вудом. Текст этой публикации на русском языке, в особенности замечание об искусстве Пальмиры, достигшем расцвета в то время, когда «художества Греции и Рима уже возведены были на высокую совершенства ступень», ассоциировалось с «греческим проектом» великой княгини Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины II. Так возник образ «Северной Пальмиры».

Своих внуков Екатерина II назвала Александром (в честь Александра Македонского, открывшего путь в Азию) и Константином (в память византийского императора), что отвечало планам создания великой империи на Балканах. Пальмира в сознании просвещенных людей екатерининского времени связывалась с идеей «расширения окна», созданного царем Петром, не только в Европу, но и в Азию, а себя императрица Екатерина сравнивала со своенравной царицей Зенобией, вдовой царя Одената, которая после смерти мужа вознамерилась создать огромное царство между Западом и Востоком.